Мимо проходит Олег. На мгновение останавливается рядом, но я машу ему рукой, чтобы шел дальше. Пускай все они идут как можно дальше.
– Ты едешь? – Алина в нетерпении бросает на меня пронзительный взгляд. – У меня мало времени.
Отрицательно качаю головой и сквозь улыбку выдыхаю.
– Нет. У меня другие планы.
Мой план состоит в отсутствии плана.
Они уезжают, а я остаюсь.
Я сажусь в такси и называю водителю адрес детского центра. Мысль отправиться именно туда, посетила меня неожиданно. Захотелось разнообразить сегодняшний день. Или сыграть на контрасте. Или убить время до вечера. Отвлечься. Найти занятие. Никаких благих побуждений. По крайней мере, я их не признала. Не разглядела. И не придумала другого места своего посещения.
Печально, когда никого нет. Когда не к кому прийти и просто поговорить.
Кто-то назовет это одиночеством, но одиночеством это становится только тогда, когда начинаешь нуждаться в чем-то большем, чем пустой холодный номер. И, когда перспектива провести день в четырех стенах, если не пугает, то уж точно действует на нервы. До этого момента это всего лишь образ жизни.
Так вот, кажется, я очень близко подошла к границе между «образом жизни» и «одиночеством». И даже занесла одну ногу, чтобы ее переступить.
У меня в руках папка с бумагами, которую оставила Алина, и я внимательно их читаю на заднем сиденье. Кропотливо перелистываю тонкие листы, вникаю в строчки. Как в древний манускрипт, сулящий мировое открытие в области науки и всеобщее признание.
В каком-то роде так оно и есть. Открываю для себя неизведанные стороны своей жизни и признаюсь, что в ней не все так гладко, как мне бы хотелось думать. То есть помимо всего прочего, у меня еще и беда с прошлым, о котором я так самоуверенно забыла.
Чувствую как с каждой последующей буквой или цифрой у меня холодеет все внутри. Сжимается в тугой комок и подкатывает к горлу. Словно кто-то натягивает до предела очень тугую пружину и вот-вот готов ее отпустить. До максимальной отдачи. До визга, до крика, до зубного скрежета. От злости, обиды и ненависти.
С трудом разжимаю челюсти, давая отдохнуть онемевшим мышцам лица. Повторяю это упражнение несколько раз. Открываю и закрываю рот, как выброшенная на берег рыба, пойманная на крючок и с песком на брюхе. Правда, от подобного образа я все же далека и задыхаюсь далеко не от предсмертных мук. Выравниваю дыхание. Как истинный йог. Чуть ли не бубню про себя индийскую мантру об успокоении души своей. Но не для того чтобы действительно успокоиться, а чтобы хладнокровно выстроить план действий.
