К алтарю приближалась Ира. Та самая Ира, которую она не знала, с которой гуляла в прошлом сне по Стокгольму. У этой Иры волосы были короче, а выражение лица — холоднее. Но Анна всё равно была рада увидеть её, она хотела сказать, как страшно ей было стоять здесь одной, раздавленной этой тишиной, но вместо этого сказала:
— А ты что-то не торопилась… Знаешь же, как я не люблю торчать здесь одна! Это место на меня ужас наводит, — эти слова выпорхнули с её губ против воли, и Анна поняла, что она снова во власти какой-то другой себя.
Ира ничего не ответила, как будто даже не слышала. Её лицо не выражало абсолютно ничего. Какое-то время она стояла, уставившись на статую Христа, а потом сказала:
— Я так больше не могу. Всё это зашло слишком далеко. Так дальше продолжаться не может. Не должно.
А Анна вдруг заметила, что на пальце Иры вместо привычного кольца только ободок побелевшей кожи.
— Зачем ты сняла его? — выдохнула Анна. Ей казалось, что стены сейчас обрушатся прямо на неё, и кто знает, быть может, это станет блаженным избавлением.
— Затем, что не имею больше права носить его. Я не могу исполнить все те клятвы и обещания, что дала тебе когда-то. Больше не могу.
Анна вдруг заплакала.
— Ты нужна мне сейчас как никогда! А вместо этого ты как всегда трусливо отгораживаешься и несешь какую-то чушь про клятвы! Если бы ты только знала, как я ненавижу тебя за это!
В лице Иры по-прежнему ничего не изменилось.
— Но как бы там ни было, я такая, какая есть, Ань, — сказала она, внимательно изучая распятие. — Ты никогда не сможешь меня переделать. Не сможешь залечить мои раны и шрамы, они всегда будут со мной, как и моя вина. Ты никогда не сможешь вправить мне мозги. Я всегда ценила твои старания, но никогда не помогало, понимаешь? Я навсегда такой останусь, что бы ты ни делала. Поэтому лучше тебе просто позволить мне уйти. Считай, что ты сделала всё, что могла.
У Анны больше не было сил выносить эти ледяные жестокие слова, произносимые так равнодушно, словно всё в этом мире вмиг утратило для Иры значение. Поэтому она бросилась к ней, обняла, словно только так можно было заставить её замолчать и одуматься. А потом повторилось все то, что было в почти забытом сне. Слёзы, пустые слова и пустые глаза, обещание все изменить когда-нибудь, возможно, в другой жизни.
А потом Ира развернулась и ушла, и это было самое ужасное, что она только могла сделать. Потому что да, она знала, как пугает Аню это место, как тяжело ей быть здесь в одиночестве после всего, что случилось…
