Но вот перешли к свидетельским показаниям непосредственно об осквернении священного очага Весты.
Марк внимательно слушал разоблачавшие его речи, которые обнажали перед гражданами его гнусные намерения в отношении жрицы Весты. Тут было много такого, что казалось ему подозрительным. Более всего Марка поразило сообщение о наличии среди прочих документов обвинения письма, в котором он якобы просил свою «любовницу» не мешкая приехать к нему в лагерь. Марк не верил своим ушам. Он был уверен, что никогда не писал Альбии ничего подобного. Теперь всё стало ясным для него: и неожиданный приезд Альбии, и появление посланников Ливии, и его арест. Он догадался, кому был нужен этот суд и кому он был полезен.
– Ложь! – громко сказал Марк. – Я отказываюсь признать себя виновным в этой лжи! Я отвергаю ложное обвинение и настаиваю на своём гражданском праве!
По галерее пробежал одобрительный шёпот.
– Содержание этого письма ясно и неопровержимо доказывает преступный характер намерений подсудимого, – невзирая на протест обвиняемого продолжал Виний. – Лестью и красноречием, хитростью и признаниями в любви он пытался вызвать страсть в сердце неискушённой невинной девушки, пытался поколебать её уверенность и склонить к пагубной близости.
С этими словами Виний потряс в воздухе зажатым в руке свитком папируса.
Присмотревшись к нему, Марк узнал свою печать с изображением выходящей из морской пены Венеры.
– Подсудимый по-прежнему отрицает, что писал это письмо? – спросил Виний после прочтения послания, в котором каждое слово было выстрадано в дни разлуки Марка со своей возлюбленной, каждая строка пронизана искренними чувствами.
– Это письмо действительно писал я, – ответил Марк глухим голосом. – Однако что касается просьбы к весталке приехать ко мне в лагерь, я продолжаю утверждать, что данная приписка была сфабрикована моими личными недругами. Полагаю, суду будет нетрудно проверить, что она написана не моей рукой.
– Как явствует из текста и почерка постскриптума, твоё пожелание увидеться с весталкой под предлогом расставания из-за якобы одолевшего тебя смертельного недуга было косвенно выражено кем-то из твоих товарищей. Мы опросили всех, кто был в те дни рядом с тобой, Марк Блоссий, и ни один из опрошенных не признал этот почерк своим. Было ясно, что все они видят это письмо впервые. Из этого следует, что с целью завлечь жрицу ты для пущей убедительности прибегнул к хитрой уловке – изменению почерка.
