— Ну, я же не специально! — покачал головой Грознич. — И такого раньше не было... Никогда, — пауза. — А ты меня… — настороженно и не договорив, но я поняла о чём речь. Замерла, напрягая слух.
— А ты, точно, думаешь? — выдохнула шумно, когда уже стало невмоготу терпеть в ожидании, вдруг дар нагрянет. Тишина начала звенеть.
— Вроде, — скучающе обронил Шепс и с бесстрастным видом зашагал дальше, будто ничего не случилось.
— Эй, — теперь уже за ним притопила я. — Что это значит?
— Понятия не имею, но ничего хорошего.
— Оно и понятно! Что хорошего в том, что кто-то копошится в твоей голове? Жесть! Ну что за напасть? Теперь меня ещё и читают!
— Прекрати истерить, — недовольно обронил Грознич. — Я и до этого прекрасно знал твои мысли. Всё написано на твоём милом конопатом личике, — смилостивился пояснить Шепс.
— Но, ведь этого не могло случиться с бухты-барахты? — продолжала размышлять на тему я. — Если не было раньше, то... — не унималась я.
— Полагаю, твоя кровь, — задумчиво кивнул Грознич. — Я сижу на твоей крови. Она — ценный носитель информации! И если твоя ветвь из древнего рода, а я кормлюсь тобой, то черпаю силы твоего древа.
— И?.. — жду более ражёванного ответа.
— Наверное, какой-то сбой в системе — вот и подключился к твоей частоте.
— Тогда почему у меня ничего не… — запнулась, вспомнив, сколько с тех пор, как он меня пьёт, уже разрисовала бумаги.
— Ты что, опять что-то нарисовала? — тотчас протиснулся с неуместным замечанием Грознич, бестактно нарушив мои мысли.
— Как же это несправедливо! — подвыла я, дико сочувствуя себе. — Не смей меня слушать! — нагнала Шепса и преградила ему дорогу: — Слышишь? НЕ СМЕЙ! — забыв об инстинкт самосохранения, ткнула пальцем в широкую грудь упыря. Но он как-то обманчиво равнодушно пустил глаза, смотря на мой палец, что я его отдёрнула, будто ошпарилась. — Просто не лезь! — скрипнула зубами и, крутанувшись на каблуках, яростно зашагала прочь.
Плюс в «прослушке меня» всё же был — ругаться в голос не нужно! Грознич прекрасно слышал всё, что я о нём думала!
Нужно отдать должное — больше не заговаривал.
И вскоре шла, судорожно пыталась не подумать чего-нибудь такого, от чего сгорю от стыда. Жаль, вообще не думать — невозможно. Поэтому всегда нейтральная мысль о «море!» незаметно утекала, и я выдёргивала себя из очередного душевного ворчания на несправедливую жизнь.
— Можно? — заглянула в кабинет ректора с разрешения секретаря Шайха.
— Да, я вас жду, — жестом указал на стулья ректор, отвлекаясь от изучения документов на столе.
