Шайх снова выдержал тягучую паузу, словно позволяя каждому из нас, и в особенности Шепсу и Крому, время одуматься.
— Вот и скажите, что мне надо сделать, чтобы вы, наконец, ощутили ответственность за наше дело? Чтобы вы поняли, насколько важно то, чем мы занимаемся?
Его устало-мрачный взгляд перекочевал с Войра на Шепса и обратно:
— Неужели за то время, что работаете в поле, так и не поняли — мелкие обиды и разборки между вами значительно влияют на работу в целом! Что ваше неприятие друг друга может пагубно сказаться на команде и привести к непоправимой ошибке? Разве не вы мне сообщили, что ощутили всю силу зла, скопившуюся на земле? Что она поджидает решающего часа для новой, страшной войны? Когда же вы повзрослеете? — негодовал в сердцах Шайх. — Если не будем одной сплочённой командой, мы просто не справимся со злом… А проиграть битву нам нельзя… Это смерть для всего живого!
Кром и Шепс опустили головы, каждый в своих раздумьях.
И мне очень захотелось поверить в сознательность парней: что слова ректора достигнут цели, и такие сильные адепты покажут пример всем остальным…
— Пусть не дружба, но примирение и работа одной командой… — с горечью в голосе покачал головой Шайх.
Я пока не слишком понимала смысла всего сказанного, как, впрочем, и не представляла, какая такая работа в поле у ребят была, но патриотизма речь ректора мне прибавила.
— А вы грызётесь, как кошка с собакой, не в силах совладать со своими вторыми сущностями. Дерётесь вечно, не в состоянии ужиться на одной территории…
Грознич и Кром обменялись тяжёлыми, задумчивыми взглядами, а ректор продолжил:
— Если вы больше животные, тогда постарайтесь держаться каждый своей зоны и не делать академию полем битвы. Но, как по мне, это уже капитальный перебор...
Кабинет погрузился в неприятную тишину.
Я мялась позади Шепса, словно не пришей кобыле хвост. Дикарка стояла близ Крома и косилась на меня со злобным недовольством, будто в очередной раз, причиной конфликта была я, но, по своей тупости, об этом не догадывалась.
— Эйза, — строго обронил ректор, и дикарка насторожилась, — я не поверил Войру, когда он убеждал, что тебя можно вернуть. Но вот ты сознанием с нами, это видно и ощутимо, но зверь в тебе по-прежнему озлоблен, по-прежнему не смирился. Я не могу тебя держать рядом с другими, не будучи уверенным, что ты не убьёшь кого-нибудь. И быть твоим палачом тоже не желаю, — звучало внушительно. — Тебе дали шанс, приняли обратно, неужели у тебя нет желания попробовать быть больше человеком?
