Учитывая отвращение Кейна к пиратству, многие читатели, возможно, будут удивлены, что я согласен с Блоссером в том, что Кейн действительно принял предложение Сайлента и принял участие в разбоях на Средиземном море.
Следует иметь в виду, что дела на Средиземном море обстояли совсем иначе, чем на Карибском. Жестокие религиозные войны, потрясавшие эти земли в течение веков, ко времени появления там Кейна уже закончились, между мусульманами, которые обосновались в Леванте, и христианами, хозяйничающими на севере, было заключено шаткое перемирие. Несмотря на это, обе стороны нередко нападали на суда друг друга - и это считалось не пиратством, а вполне закономерными действиями, характерными для бесконечных религиозных войн. Прекратить этот разбой было практически невозможно, потому что многие государства этого региона (например, Мальта), полностью зависели от количества награбленного добра. Я думаю, вряд ли участие в подобных операциях слишком отягощало совесть Кейна; в конце концов, здесь речь шла не о столкновении двух идеологий, как во Франции, а о войне между народами, исповедующими различную веру. Более того, Кейну сложившаяся ситуация доставляла немало удовольствия, в процессе сражений он приобрел репутацию знаменитого воителя.
Ему неизменно сопутствовала удача, и многие годы спустя арабский работорговец Хасим из рассказа "Ужас пирамиды" скажет, что слышал о том, "...кто наголову разбил турок, о ком до сих пор вспоминают свирепые корсары".
В регионе, где количество галер являлось мерилом военной мощи, каждая сторона старалась прежде всего завладеть гребцами противника. За них можно было получить огромный выкуп, но прежде всего ценился их рабский труд.
Именно из-за этого Кейн не захотел больше быть корсаром. Захваченный в плен мусульманами, он сначала "работал на виноградниках", но без сомнения делал это с явным отвращением и оказывал плохое влияние на остальных рабов, поэтому вскоре его определили в гребцы на галере, что было самым ужасным испытанием для пленника.
Хотя считается, что мусульмане с крайней жестокостью обращались с рабами - об этом свидетельствуют многие первоисточники, например, воспоминания Мигеля Сервантеса, - это не более чем желание христиан вызвать ненависть к "иноверцам". Сейчас имеются свидетельства о том, что все необязательно происходило именно так; жестокое обращение турок со своими пленниками не нужно преувеличивать.
Кейн, однако, не смог забыть о том, как зверски мучили его арабы. В рассказе "Ужас пирамиды" он говорит о том, что и поныне ощущает "...шрамы, оставленные на его теле плетьми мусульманских надсмотрщиков на галерах. До сих пор Кейна жгла неуемная ненависть".
