Валентин Григорьевич вздрогнул, обернулся. Трость звонко ударила по кафелю. Седой невысокий мужчина лет семидесяти обвел взглядом помещение.
Сконфузившись, что кто-то увидел его слезы, Валентин Григорьевич отвернулся и вытер влажные дорожки со щек и вновь обернулся на незнакомца.
Старик был одет в черный классический костюм тройку. Ни халата, ни бахил. Валентин Григорьевич подумал, что перед ним врач. Встретившись темными глазами с глазами дедушки Киры, врач улыбнулся, перекинул трость в другую руку и аккуратно пристроил старомодную шляпу на подоконнике.
– Добрый день! – произнес он и по-кошачьи наклонил голову вбок.
– Кому как, – хмуро произнес Валентин Григорьевич и вновь повернулся к внучке.
Незнакомец, цокая набойкой на трости, подошел ближе к кровати.
– Господь жесток… Почему он забирает не стариков, что прожили жизнь, а невинное дитя. Не справедливо, – произнес он и сделал еще шаг. Он всмотрелся в лицо малышки и словно залюбовался. Валентин Григорьевич тоже посмотрел на свою внучку.
– Как же вы правы…
Старик задумчиво прокрутил в руке набалдашник трости и тихо, словно невзначай произнес:
– Я могу спасти ее.
Глаза Валентина Григорьевича расширились от удивления, рот приоткрылся. Надежда вспыхнула в душе фейерверком. Какая-то детская вера в чудо проснулась в нем. Надежда – вот что их семье требовалось как воздух. Голос задрожал:
– Спасти?
Тонкие губы незнакомца растянулись в кривой, зловещей улыбке.
– Я могу, – медленно проговорил он, – продлить жизнь Кире на тринадцать лет… Но есть одно условие.
Валентин Григорьевич задрожал, резко выдохнул и пар вышел из легких.
– Какое условие?
Старик по-юношески легко, играючи прокрутил тростью в руках и подошел ближе к нему, почти вплотную.
– Я продлю жизнь твоей внучке, если ты отдашь остаток своей жизни.
Валентин Григорьевич замер, заледенел. Он мог поклясться, что в этот момент в глазах старика вспыхнули адские искры. Валентин Григорьевич резко выдохнул, и дрожь пронзила тело то ли от холода, то ли от волнения и страха.
– Остаток моей жизни? – собственный голос даже ему показался жалким, надтреснутым.
– Ты спасешь невинное дитя, твою кровь и плоть, разве не это ты хотел?
Валентин Григорьевич бросил взгляд на Киру, жизнь которой угасала, словно звезда в рассветном небе. Он должен был спасти ее, хоть и всего на тринадцать лет. Он повернулся обратно. Старик выжидающе замер, подобно льву во время охоты. Его обманчивая на первый взгляд внешность уже не скрывала кровавого блеска в глазах. Валентин Григорьевич знал, что перед ним не человек. Дьявол, демон? Не важно. Главное: спасти внучку!
