- Уж лучше бы нудизм, - вздохнула Леночка Ширяева, и Вова мысленно себя похвалил. За сегодняшнее собрание это была его первая положительная эмоция.
Тем временем речь Антона Никодимовича вступила в третью и заключительную стадию. Смущенный выразительными взглядами администрации, Ступа из опасения, что ему не позволят прочитать все, увеличил темп. При этом отдельные буквы стали выпадать из процесса звукообразования. В тексте они были, в мозг через зрительный канал попадали, а вот оттуда уже не выходили, а, путаясь и произвольно комбинируясь, мешали докладчику. В волнении Антон Никодимович проглатывал целые окончания слов, снабжая мыслительный аппарат неразборчивой снедью. Уголь поступал в топку, и пламя разгоралось. Появились и первые продукты горения. Речь оратора стала пересыпаться совсем уж нечеловеческими словами. Никто особенно не удивился, ибо подобные конфузы повторялись в каждом выступлении Антона Никодимовича. Может, и сейчас все бы закончилось благополучно, если бы не игра больших чисел, порождающая благоприятные случаи. Сумбурные откровения Ступы были обязательным атрибутом всех собраний, и чудо свершилось. Это могло произойти раньше, могло - позже, могло вообще не произойти, но произошло.
Совершенно случайно словоизлияния оратора сложились в длинное заклинание. Заклинание сработало, прервав тысячелетний сон злющего восточного джинна. Хмурый и невыспавшийся Гасан Абу аль-Рашид тотчас покинул уютный кувшин и явился в актовый зал, оглушительно скрежеща желтыми гнилыми зубами. Застыв перед трибуной, он закатил глаза и с плохо скрываемым бешенством потребовал:
- Повелевай, владыка...
Но Антон Никодимович как ни в чем не бывало продолжал жонглировать скользкими суффиксами.
Изумленный таким невниманием, джинн окончательно рассвирепел, но усилием воли заставил себя выждать несколько секунд. Ломая пальцы и яростно вращая белками глаз, он в один миг изобрел сорок восемь тысяч новых пыток. Потом мгновенно вымахал метров на пять, рванул клок бороды и взвыл страшным голосом:
- Повелева-а-а-ай!!! Ааааа!..
И затрясся, словно припадочный, царапая ногтями хилую пергаментную грудь.
Никто не повелевал. Более того, на него даже внимания не обратили. Будто и не было исступленных криков, жуткого хохота и жалобных стенаний. Будто и не было самого Гасана.
И подивился всемогущий джинн виртуозному мастерству человека на возвышении. Он, Гасан Абу аль-Рашид, был всего лишь ирреальной субстанцией! Просто вызвать джинна мог бы любой колдун-недоучка, а филигранное вкрапление сверхъестественного в материальный мир было под силу лишь наискуснейшему из магов!
