− Наверное, потому, что вы занимаете очень высокое положение в обществе, − предположила я.
− Умная девочка, − усмехнулся мужчина.
Я лишь только пожала плечами, сдержав язвительное замечание, которое хотело слететь с моих губ.
− Когда-то давно наш род правил Руадом. Нас не называли королями, но мы были ими. Правителями этого дивного края. Но только до прихода андров в эти земли. И хотя мой род по-прежнему называется правящим, реальную власть мы утратили, склонившись под владычеством регентов Оранской империи.
− Но разве не элины были первыми, кто преодолел горы, вторгнувшись в земли Орана?
− Я вижу, мой дядя уже успел поделиться с тобой нашей историей. Но теперь уже нельзя сказать наверняка, как именно все было на самом деле. Важно лишь то, что земли, которые простираются от моря до степей, а затем еще дальше, уходя вглубь континента, принадлежат Оранской империи, а не Руаду.
− И этот факт вас очень огорчает, не так ли, арин Лаэриэнь?
Я оторвала взгляд от моря и, повернув голову, посмотрела в лицо мужчины.
− Чрезвычайно.
Он, точно также, как и я, смотрел на меня.
− И чего же вы хотите от меня?
− Ты будешь удивлена, но… ничего.
Я молчала, лишь вопросительно подняв бровь в ответ.
− Ну хорошо, ты права, не совсем ничего. Всего лишь маленький пустячок, который тебя не слишком затруднит.
− Когда вот так говорят о необременительно пустячке, обычно подразумевают весьма гадкие вещи.
− Значит, все-таки помнишь, − на лице арина Лаэриэня появилась довольная усмешка.
− Чтобы понимать такие вещи, вовсе не обязательно помнить, кто ты и откуда. Впрочем, благородный арин, вы вольны думать так, как вам вздумается, − я вернула усмешку в ответ.
− Неужели?
Арин Лаэриэнь внимательно посмотрел в мое лицо, а затем, не отводя взгляда, приблизился ко мне, как будто нас и до этого уже не разделяло недопустимо близкое расстояние. Мгновение, а затем пришла головная боль. Сильная, почти непереносимая. Но также, как и в случае с беспричинным страхом, мой разум остался при мне. Я мыслила ясно, насколько это было возможно при такой боли. Во всяком случае, выполнять чьи-то приказы мне не хотелось. Еще несколько мгновений, и боль не стала меньше, и, как будто, терпимее. Как будто я стала привыкать к ней, учась жить вместе с внешним раздражителем. Словно что-то во мне подавляло ее, стремясь уменьшить оказываемое извне воздействие.
А потом все закончилось в один миг. Боль прошла, как будто ее и не было, сделав голову ясной и легкой.
