Он еще успел подумать, что, кажется, зачинщики есть не только среди повстанцев, но и среди стражи, но тут ворота распахнулись, и людская лавина хлынула во двор королевского дворца.
…Людские крики, звон оружия, свист пущенных стрел, стоны умирающих и раненных — все это слилось в одну сплошную какофонию, в которой уже нельзя было разобрать отдельных звуков. Аркано, рубящийся в самой гуще битвы не на жизнь, а на смерть, покрытый своей и чужой кровью, предводительствующий небольшой отряд защитников замка, рычал, как настоящий медведь, подтверждая свое прозвище и бил направо и налево, разя мечом без промаха самых ретивых повстанцев. Обезумевшие люди бросались друг на друга со звериной яростью, забыв о том, что когда-то были одним народом, что когда-то доверяли друг другу и могли друг на друга рассчитывать.
В глазах бунтовщиков защитники замка были хуже чудищ, в их глазах они заслуживали безжалостного уничтожения за то, что защищают короля дель’Оры. В глазах стражей мятежники были монстрами, угрожающими владыке государства, поэтому их было необходимо уничтожить, их следовало вырубить от мала до велика, выжечь каленым железом, чтобы никогда больше не проросло семя бунта.
На площади перед дворцом воцарился хаос. Крестьяне, горожане — простолюдины, вооруженные вилами, кольями и топорами, бросались на стражников, экипированных мечами, арбалетами, луками и кинжалами, они топтали своих павших, они не щадили ни себя, ни других и, кажется, уже не замечали, против кого сражаются. Жажда крови застила им глаза, бессердечие стало их другом, а безжалостность повела их в бой.
Стражи, воины короля отвечали повстанцам тем же — они бросались в бой яростно, дико, они рычали, они кричали, они рубили направо и налево, не понимая, бьют своих или чужих.
Это была страшная мясорубка, пожалуй, самая страшная в истории королевства, до сей поры не знавшего серьезных стычек. Людям вдруг стало совершенно наплевать на свою и чужую жизнь, они бились, рубились, одержимые жаждой крови, убивали и, казалось, уже забыли об изначальной цели этого побоища.
Первым в себя пришел Аркано, правда, не без посторонней помощи. Чей-то меч царапнул ему по щеке, мелькнул занесенный кол, нацеленный ему точно в пересеченный шрамом глаз… И тут сильная рука дернула его назад, уводя с линии атаки, и знакомый меч взвился в воздух, защищая главнокомандующего.
— Как вы, господин? — взволнованный голос Шина над ухом привел Медведя в себя куда быстрее, чем ушат холодной воды. Он обернулся, шаря безумным взглядом по толпе вокруг и, обнаружив рядом старых знакомых, старых друзей — Анатолия, Шина, а перед собой — Барта, старательно отражающего направленные на главнокомандующего атаки, медленно перевел дыхание. Потом без излишних слов сгреб двух стражей в объятия и, на миг крепко сжав, выпустил.
