Принцессе и ее подруге повезло больше, чем остальным. Они сидели не на голой земле, а на небольшом стоге сена, принесенном специально для них. Им даже выделили шерстяное одеяло одно на двоих. В глазах лунастерских пленных читалась зависть и неприязнь. Они были так близко — на расстоянии пяти шагов, но в то же время далеко, прикованные цепями к одной общей перекладине. Один из солдат собрал в пересохшем рту остатки слюны и плюнул в сторону девушек. Вязкая слизь не долетела каких-то пару сантиметров.
— Чертовы бабы! Небось, успели отдаться тилийцам ради одеялка-то, — прошипел плевавший, звеня цепями.
Галатея не стала отвечать. Вместо этого она лишь крепче обняла Нулару, стараясь укрыть ее обнаженные ноги.
Близилась ночь. Во избежание побега надсмотрщиков стало вдвое больше. В лагере тут и там загорались костры, слышался смех и тихий говор тилийских солдат. В реке плескалась рыба. И все эти звуки постоянно сопровождались звоном цепей, резавшим уши каждый раз, когда кто-то из пленных пытался сменить позу. Некоторые, пытаясь уснуть, не выдерживали и раздраженно ругали своих чрезмерно подвижных братьев по несчастью.
После полуночи стало тише. Большинство солдат спали, бодрствовали только постовые. Воспользовавшись тишиной и тем, что надсмотрщики решили отойти в сторонку пошептаться, Галатея тоже решила заговорить с Нуларой, которая какое-то время тихо плакала, а теперь, когда слезы закончились, вновь смотрела в никуда.
— Эй, Лара. Ты же понимаешь, что нам нельзя здесь оставаться? Утром нас отправят к Фракции.
Девушка кивнула, но продолжила молчать. Принцесса была рада, что она хотя бы уже может ее слушать.
— В отличие от мужчин, у нас веревки, а не цепи. Если обратиться, можно ее перегрызть.
Нулара подняла на нее немного оживившийся взгляд.
— Разве вам не ставили клеймо? — спросил вдруг кто-то из пленных, но в темноте трудно было понять, кто именно. Видимо, незнакомец услышал слова Галатеи.
— Кто говорит? — спросила принцесса, как можно тише.
— Я, — зазвенели цепи напротив.
— О каком клейме ты говоришь?
— Об этом, — в маленьком ореоле света, оставляемом на земле догорающим факелом, показалась чья-то грязная босая стопа. Над косточкой был заметен красный шрам, словно после ожога. По форме он напоминал древнюю руну, — Его поставили всем нам. Теперь мы никогда не сможем обратиться.
— Я сожалею, — искренне посочувствовала Галатея после некоторого молчания. В ответ послышалось лишь сопение носом, словно собеседник сдавленно и печально смеялся. Нога вернулась во тьму, — Но мы должны попытаться сбежать. На кону не только наши жизни.
