— Поем в столовой, — для Галатеи это было принципиально.
— Нет времени. Мы должны уехать сегодня как можно раньше.
— Что? — озадачилась девушка, — С вами я никуда не поеду.
Серрас хмыкнул, а затем, все же обернулся.
— Все еще продолжаешь обращаться ко мне на «вы»? Это так мило.
— Всего лишь привычка. Не обольщай…ся.
Галатея потянулась, разминая плечи, встала с кровати и направилась к выходу.
— Ты куда? — спросил профессор спокойно.
— Решать свои проблемы. И в первую очередь проблемы с успеваемостью. Увидимся завтра на семинаре, мистер лже-Аорах, — девушка дернула за ручку, но дверь не поддалась. Дернула еще раз — тот же результат. После третей попытки она разочаровано вздохнула.
— Думаю, тебе нужно это, — в руке Серраса зазвенели ключи.
— Что за нелепая игра в заточение?
Если до сих пор Галатея просто демонстрировала свой характер, то теперь в ее голосе появился оттенок откровенного негодования. С такой интонацией мать часто грозилась ей наказанием.
— Я отпущу тебя, но сперва ты должны выслушать меня. Ты слишком беспечна, будто не понимаешь, что будущее страны зависит от тебя. Фракция теперь знает, где ты. Письма Церере перехватывают, поэтому она даже не знает, что ты в опасности, — пытался убедить ее Серрас.
— Ты писал моей матери? — удивилась девушка.
— Все куплены, Тея. Больше никто вас не защищает. Фракция почти у цели, и не исключено, что Церере тоже сейчас несладко. Ты хоть осознаешь, в каком положении находишься? — продолжал мужчина, и в черных глазах его замерцали красные всполохи, — Мы должны уехать сегодня. Сейчас.
— Вы… ты действительно думаешь, что я настолько глупа, что не понимаю этого? — уже немного спокойнее говорила Галатея, — Мне нельзя возвращаться в столицу. Если меня узнают, то тут же схватят и сдадут Фракции и, уже поверь, она-то найдет причину, чтобы меня казнить.
— А что изменится, если ты останешься здесь? Просто будешь ждать, что все решиться само собой? — не понимал Серрас.
— Конечно, нет. Когда закончиться война, моя мама…
— Она не закончится, — прервал девушку профессор, — Пока ты и твоя мать живы.
Он сказал это тихо, без нажима, понимая, что Галатея может воспринять эту неприятную правду слишком близко к сердцу. Так и произошло.
— Хочешь сказать, что каждый день погибают тысячи веррвольфов ценой двух жизней? — ее голос надорвался. Губы едва заметно задрожали.
— Фракия развязала эту войну. Не вы, — попытался исправить положение мужчина, — Может, — он на секунду замялся, — Может, ты все таки выпьешь чаю?
