Последняя дверь перед его целью была наспех сварена из толстых металлических плит, облицованных свинцовыми пластинами, и тут не было ни часовых, ни гидравлики: чтобы захлопнуть дверь, достаточно небольшого усилия, а вот для открытия требовалось изрядно попотеть, вращая огромный ворот.
Командующий расставил ноги и одним махом провернул колесо на четверть оборота, слегка приподнимая конструкцию и выдвигая ее на себя. Следующие толчки дались куда тяжелее — они выжимали дверь все дальше от пазов, и высокий лоб Икари от напряжения покрылся капельками пота. Последнее усилие — и громоздкие врата отъехали в сторону.
В центре крохотного помещения под единственной лампочкой на цепи сидел одетый в мешковатый комбинезон парень. В неизменном для трюма линкора свете его волосы выглядели кроваво-красными, а скованные за спиной руки казались отрезанными и забинтованными крыльями. Парень давно уже следил за грохочущей дверью, и теперь вглядывался в лицо пришедшего.
— Приветствую, командующий Икари.
— Табрис.
Они смотрели друг на друга, и словно что-то осязаемое двигалось между ними, как маятник, словно они тяжело перебрасывались чем-то.
— Не надоело ворочать эту дверь?
Голос парня был глумлив и спокоен и звучал вовсе не как голос узника. Командующий молчал, поощряя продолжать. Названный «Табрисом» криво ухмыльнулся:
— Видимо, нет, командующий… Я вот только не пойму — чего ради?
— Не понимаешь. Или это новая игра?
— Как сами пожелаете, Икари, это же ваш игорный дом.
Человеку, который читает по лицам, выражениям и гримасам, нечего было делать с этим парнем: его внешность словно прыгала из скорби в радость, из учтивости в издевку, из тоскливого безразличия в безудержное безумие.
— Я знаю, что тебя не удержать даже так. Но остальным об этом знать не нужно.
— А еще я могу есть из воздуха и растворять мозг. Да, я говорил, что начал со своего?
Икари промолчал. Безумие этого существа — да и безумие ли? — проходило по грани острого разума, и вся беда в общении с ним состояла как раз в том, что грань была неуловима.
— Табрис. Я предлагаю сделку.
Парень легко поднялся и встал, горбясь из-за высоко скованных рук:
— Сделку?
— Да.
— Сдеееел-ку, — нараспев повторил он. — И что вкусного в этой сделке?
— Мне нужно, чтобы ты разделил сознание с моим сыном.
Лицо Табриса затанцевало, заплескалось взболтанной водой.
— Ты… Отдаешь мне свою плоть?
— Не просто так. Он должен пройти свой путь до конца, а для этого ты должен дать ему силу.
