* * *
…Очнувшись тогда дома и ощупав бинты, он вслепую пытался открыть бутылку пива и сломал горлышко, порезав несколько пальцев. Запах крови и пульсирующая боль разбудили почти животную ярость. Если только животное может вообще испытывать такую ненависть к себе, к собственной ничтожности, беспомощности, к собственной слепоте. Ноги уже дрожали, силясь удержать ослабевшее тело. Синдзи понимал, что ему надо успокоиться, надо остановиться, но не мог. Стискивая зубы, он лупил искалеченной рукой в стену своего нового дома, наслаждаясь болью, пока не понял, что сейчас свалится. «Тьма тут, тьма обморока, — подумал он и сел на пол. — Какая, к черту, разница. Дверь, жаль, за собой забыл закрыть, найдут еще». Стоило подумать о двери, как тихий шорох шагов ожил рядом, опасно мягкий и вкрадчивый, и слепая тварь внутри Синдзи решила повременить с забытьем. Это обещало быть куда веселее, чем драка с непобедимой стенкой. Он молча бросился вперед, ориентируясь на слух и пытаясь сразу сбить пришельца с ног.
Противник ушел с его пути, не издав ни звука, и Синдзи чудом остановился, не налетев на кресло. Он развернулся и напрягся, пытаясь понять, где пришелец, но ничего не услышал, пока что-то не коснулось его раненой руки. Дальше был скользящий захват, бросок, и непрошеный гость оказался на полу, но после короткого сильного тычка под колено Синдзи составил ему компанию. Он неудачно приземлился прямо на многострадальную руку и вскрикнул, понимая, что встать уже не может. В отличие от противника. Сознание уже плыло, болели от напряжения израненные глаза под бинтами, а соперник ходил по бунгало, не реагируя на его проклятия. А потом что-то влажное, остро пахнущее спиртом, опустилось на его порезанную и разбитую кисть, слегка потерло и исчезло, оставив жгучий зуд. Теплые ладони приподняли руку и принялись обматывать ее шершавой марлей. Синдзи затих, осторожно вытягивая вперед и вверх здоровую руку, пока не наткнулся на мягкую кожу лица склонившегося над ним человека. Вопреки его ожиданиям, гость не отшатнулся и позволил себя изучить. Гладкая кожа, странная прическа с зачесанными на щеки волосами, маленькие, плотно сжатые тонкие губы, задорно вздернутый небольшой нос… Он остановился. Слишком гладкая кожа. Синдзи вздрогнул, услышав, наконец, ее голос:
— Где твоя комната?
Голос был тихим, мягким, а тон — абсолютно ровным, будто и не пытался он ее избить. После этих слов пропал всякий смысл извиняться: почему-то сразу стало понятно, что гостья сочла инцидент исчерпанным и возвращаться к нему не хочет.
