— Беги Любка, беги! Только медленно беги, пущай тебя волк сожрёт, а я ещё пожить хочу-у-у!! — верещала Симка, перепрыгивая сухие ветки, совершенно забыв про все свои болячки.
— Ты старше меня, тебе и помирать первой! — кричала её подруга, толкая Серафиму локтем в бок.
Сзади снова раздался протяжный вой, и бабкам показалось, что он с каждым разом становится всё ближе и ближе.
— Нам бы, Симка сейчас скипидарчик не помешал! — вопила Люба, обгоняя подругу.
— Посторонись, а то зашибу! — не отставала от неё Сима.
— Скорости, скорости переключай, а то врежешься!
Бабульки так вопили, что не заметили, как выскочили из леса, оказываясь вблизи проторённой дороги, по которой на вороном коне ехал, закутанный в длинный чёрный плащ, путник. Создавалось впечатление, что наездник, погружённый в свои мрачные думы, совершенно не замечает выскочивших на дорогу ополоумевших от страха женщин. Поэтому подруги, пытаясь привлечь к себе внимание, усиленно замахали руками и закричали наперебой: «Мужик, спаси-и-и!»
Конь, испугавшись резких звуков, встал на дыбы и пронзительно заржал, молотя копытами по воздуху. Путник, не удержавшись, с грохотом вывалился из седла прямо на дорогу.
Конь, оставляя за собой клубы пыли, резво умчался вдаль, а бабки, разинув рты от изумления, склонились над поверженным мужчиной.
— Ох, Люб, знаешь, мужики всегда передо мной в штабеля укладывались! Но чтоб вот так к ногам падали — никогда, — томно вздыхая, произнесла Сима, разглядывая незнакомца.
— Смотрите-ка, штабелеукладчица нашлась! Это когда было-то? В девятьсот лохматом веке, когда мамонты по земле шастали?
— В каком лохматом? В каком лохматом? Буквально позавчера Петрович у моих ног ползал. — возмутилась Сима.
— Тю-ю-ю, да этот алкаш у чьих только ног не ползал. — хохотнула Люба.
— Ну тебя. — махнула рукой Сима, продолжая разглядывать незнакомца.
Его темные длинные волосы разметались по пыльной земле. Веки плотно сомкнуты, а кожа, освящённая яркими солнечными лучами, казалась слишком бледной.
— Ой, миленькай, да шо ж ты такой бледный? — хватаясь за сердце, вскрикнула Симка.
— Эк его от нашей красоты пробрало! — поддакнула её подруга.
— Любк, да ты глянь, он же — в тюрьме сидевший. Погляди, какие наколки — во всю грудь. А тощи-и-ий! — сокрушалась старшая, разглядывая обтянутые кожей рёбра.
— Бедненький! Совсем голодом заморили, душегубы! — потрясая кулаком в воздухе раздухарилась младшая.
В распахнутые полы плаща было видно не только тщедушное тельце, но и его нехитрый скарб в виде небольшой сумки через плечо. Любка, смело сунула руку во-внутрь сумки и, радостно взвизгнув, достала оттуда два спелых румяных яблока.
