Я лежал на спине на плоской ровной поверхности распятый как лягушка на препарации. При попытке шевельнуться зазвенели цепи, которые удерживали конечности, торс и даже голову, так что ее было не повернуть. Все, что я мог видеть это потолок умоляющий о внимании штукатура и часть стены, окрашенной в унылый казенный сурик. Не знаю где я, но не в КПЗ и точно не в больнице. Не знаю зачем меня сюда притащили, но вряд ли для того, чтоб пряниками угостить.
Я закряхтел, захрипел и попытался было что-то сказать, но из горла вырвался только сип — пересохшее горло и язык отказывались шевелиться напрочь. Меня явно чем-то обкололи, голова плыла, мысли путались. Попытка обратиться к своей силе ничего не дала. Ну все, приплыл Андрюша, сделать я не могу ничего, остается только ждать.
Ждать пришлось недолго — минут сорок. Защелкали замки и завизжала давно не смазанная дверь. В помещение кто-то вошел.
— Вот ваш урод, жив и относительно здоров, — пробасил незнакомый голос, — Правая рука прострелена была, мы не врачи как могли пулю достали, заштопали — жить будет. Рожу разукрасили при задержании — мужики его немного потоптали, ничего серьезного, просто пар выпустили, он одного нашего убил ссука.
— Поднимите его. — властно распорядился второй голос, в котором прозвучал едва уловимый акцент.
Стол подо мной загудел и принял вертикальное положение. Я обвис на цепях и увидел собеседников. Передо мной стояли шкафообразный бугай одетый в городской камуфляж и в балаклаве, и жгучий брюнет в казуальном костюме и при галстуке, который смотрел на меня как покупатель колхозного рынка приценивающийся к поросенку.
Я открыл рот, но вместо слов из него донеслось сипение.
— Шо, пасть пересохла, мутант? — издевательским тоном осведомился громила, — Это из-за блокиратора, которым мы тебя с ног до головы обкололи — уж больно ты прыткий и опасный, сука…
— Дай ему попить, он должен говорить! — распорядился брюнет.
Коп осклабился, неохотно снял с пояса пластиковую фляжку и грубо сунул мне в рот, разбив губу. Я жадно припал к фляжке и выдул всю воду в один присест.
— Андрей ты меня понимаешь, можешь говорить? — спросил брюнет, когда я оторвался от опустевшей фляги.
— Да, могу, — хрипло каркнул мой голос.
— Хорошо, тогда слушай меня внимательно, от того что я сейчас скажу зависит твоя жизнь. На тебе висят обвинения в разбое, покушении на убийство, убийстве представителя власти, нанесении тяжких телесных повреждений — все по совокупности тянет на принудительную ресоциализацию, думаю ты знаешь, что это означает?
