Ноги затекли от долгого стояния, и это было лишь начало. Вызывающий не дошел даже до середины списка, и я предположил, что мероприятие займет много часов. Ну, к ужину, надеюсь, управимся.
Наконец очередь дошла до Денисова, и я превратился в одно большое ухо.
– Коооооостя! Костя-Костя-Костя, цып-цып-цып, – развлекался Пантелеев. – Иди сюда, жопа высокомерная!
Кто-то в толпе не выдержал и откровенно заржал, но быстро заткнулся, поймав неодобрительный взгляд ректора. Красивое лицо Денисова аж перекосило от столь неподобающего обращения артефакта, но поделать с Ленькой он ничего не мог.
– В отличие от тебя, я хоть передвигаюсь самостоятельно, – огрызнулся он, прикоснувшись к банке.
Пантелеев ухмыльнулся, обнажив потемневшие от раствора зубы.
– Да если б тебе это помогло. От судьбы не убежишь, Костян. Не пинок – так пуля догонит. Или, что в твоем случае вероятнее, чей-нибудь «Колобок». Мозгов у тебя нет, а амбиций – до задницы. Беда твоя в том, что почвы под ними нет.
– Много ты понимаешь.
– О пулях, Костик, я знаю все, – еще шире осклабился Ленька. – Ух, Иисус Христос и мать его Мария… С ментальными талантами у всей твоей семейки проблемы. Артефакторов из вас тоже не выйдет. Боевиком можешь стать – только это тебе и светит.
– Меня устраивает, – отозвался Денисов.
– Ну коль устраивает, то и проваливай с глаз моих. – Голова повернулась в сторону ректора. – Дедууууль, еще коньячку, ради всех святых угодников!
– Ты мне еще побогохульствуй, – проворчал Фрейд и повторил процедуру с вливанием коньяка прямо в банку.
Я слушал и мотал на ус. Значит, у Денисовых родовая слабость к ментальным воздействиям. Это было хорошо – кое-что в этой области я уже умел. А вот боевик из него и правда мог выйти сносный. Если Константин окажется таким же мощным, как его брат, мне придется туго. Одно радовало – я тоже не собирался прохлаждаться на учебе.
Еще посмотрим, кто кого.
К моему удивлению, Голова не сказала почти ничего интересного ни про Забелло, ни про Перовскую. Разве что Марианне порекомендовал посвятить себя целительству и сказал одну странную фразу: «Пляши, пока можешь. Живи, девочка, каждый день как последний, потому что для тебя он последним и окажется». Не то угроза, не то предупреждение, а может просто странный приступ философствования.
Перовская лишь расхохоталась, исполнила несколько па и, получив свои знаки отличия, впорхнула обратно в строй.
А Меншиков оказался менталистом. Причем ранг имел высокий – четвертый с перспективой подняться до «тройки». И вот это уже было серьезно.
