Но мистер Армор был настойчив. Он показал мне учебную барабанную установку, сделанную из дерева и резины. Она не привела меня в восторг, зато давала возможность приступить к занятиям немедленно, оставив на потом мысли о том, как отреагируют мои родители, когда я заиграю на настоящих барабанах.
В конце концов, они согласились, а пока мне пришлось брать частные уроки. Мои жадные маленькие глазки чуть не выскочили из орбит, когда я впервые вошел в барабанную лавку мистера Мюира в западном Лос-Анджелесе. Я несколько раз проходил мимо лавки до этого, чуть не истекая слюной под витриной, где красовалась новая барабанная установка. Мистер Армор пообещал, что я буду быстро прогрессировать, занимаясь с ним, так что предкам пришлось уступить и на этот раз. Было очень обидно тренироваться на девяти глухих кусках резины, когда вокруг повсюду стояли сияющие барабаны всех цветов. Но мистер Армор настаивал, что я еще не готов играть на настоящих, больших и громких барабанах — или его уши были не готовы терпеть какофонию, которую бы я производил. Я горел желанием его впечатлить, меня воодушевлял парень, который приходил заниматься после меня, чудаковатый четырнадцатилетний пацан с набриолиненными кудрями. Его звали Хаил Кинг. Он круто играл на ударных, и еще круче — на пианино. В свои четырнадцать он уже был настоящим музыкантом.
Я подозревал, что мои родители специально приплачивали мистеру Армору, чтобы он заставлял мне тренироваться на имитаторе как можно дольше. Но это оказалось к лучшему. Эти проклятые девять кусков резины поставили мне звукоизвлечение. Впоследствии я обнаружил у себя способность играть что угодно и на чем угодно: тяжелый рок, нежный джаз или просто выстукивать афро-бит на куске деревяшки.
Год спустя, восьмиклассником, я стал бас-барабанщиком в школьном симфоническом оркестре, плюс начал играть на литаврах (барабанах-котлах) в других оркестрах. Тимпанистам в оркестрах приходится подолгу выжидать, подсчитывая музыкальные такты, пока наступает их время вступить и сыграть. При этом тимпаны обычно призваны завершать симфонии, когда драматический рокот барабанов акцентирует крещендо. Я ловил кайф, играя драматическую кульминацию в «Богатырских воротах Киева», финальной части «Картинок с выставки» Мусоргского. (Разумеется, мы играли ее в упрощенном виде).
В старших классах я поступил в духовой марширующий оркестр. Из-за наших шапок с плюмажами и ярких, тесных униформ мне казалось, что я попал в армию. В те годы быть в марширующем оркестре значило почти то же самое, что быть прокаженным, но мне нравилось ощущать мощь, частью которой становишься, играя с сорока остальными музыкантами.
