— Снорри считает, нам следует продолжать до двадцати семи побед, — заметил Снорри.
— Ты всё равно проиграешь, — уверенно заявил Готрек.
— Возможно, Снорри удивит тебя, Готрек Гурниссон, — произнёс Снорри.
— Пока у тебя не очень получается.
— Всё когда–то происходит в первый раз, — немного обиженно, как показалось Феликсу, ответил Снорри Носокус.
— Ты во что–то вляпался, человечий отпрыск? — поинтересовался Готрек. — Это у тебя на лице написано.
Феликс быстро поведал историю о мёртвой девушке и том, как избежал когтей стражи. Готрек слушал с каким–то неоправданным интересом, что показалось Феликсу плохим знаком. Даже Снорри ловил каждое его слово. Закончив рассказ, Феликс произнёс:
— Кажется, ты совсем не удивлён тому, что от меня услышал.
— За последние несколько дней я слышал несколько историй, похожих на твою. Похоже, где–то там шатается озверевший убийца. Которого следует завалить.
— Считаешь, что это твоя задача? — с опаской осведомился Феликс.
Если уж подобная идея втемяшивается в голову Истребителя, Феликс обычно оказывается вместе с ним в каком–нибудь мрачном и мерзком месте. Готрек пожал плечами.
— Если ублюдок попадётся мне на пути, я с радостью это сделаю, человечий отпрыск, однако я пока что не собираюсь заниматься его розысками.
— Пока что? Это хорошо.
— Снорри гадает, не может ли это всё же оказаться демоном, — заявил Снорри. — На взгляд Снорри, тот солдат говорил вполне разумно.
Готрек покачал головой.
— Будь то демон, уже каждый волшебник в городе выкрикивал бы свои заклинания, а каждый священник с церковной крыши распевал экзорцизмы.
— Что же это может быть? — спросил Феликс.
— Твои предположения будут не хуже моих, человечий отпрыск, — заметил Готрек и сделал долгий глоток из свой пивной кружки. — С уверенность можно утверждать лишь одно. Ничего хорошего.
«„Лук и певец“, возможно, лучшая таверна Праага, — думал Адольфус Кригер, оглядываясь по сторонам, — но это ещё ни о чём не говорит». В любом из небольших городков Империи он видел таверны и получше. Он понимал, что ему следовало бы оставаться в особняке Осрика, однако странное беспокойство, снедавшее его с недавних пор, снова погнало его вон на ночь глядя. Когда это настроение накатывало, Кригер даже своего верного слугу Роча едва выдерживал.
Он запахнул на себе плащ и изучал собравшуюся в таверне толпу. Кригер мог различить каждый отдельный запах, расслышать биение каждого сердца, ощущать алый поток, струящийся по каждой вене. «Столь много людей, — думал он, — столь много крови». Он ощущал себя чревоугодником, обозревающим тилейский пир.
