сведется к одному-единственному детективу, никакого заметного ущерба русской прозе это нанести не может. Поэтому, обещая читателям «Пророчицы» закончить свою писательскую карьеру точкой в конце длинного романа, я делал это абсолютно искренне, ни о чем ином и не помышляя. Однако судьба, вовсе не интересуясь моими планами на будущее, уготовала мне иную стезю.
При этом мои поспешные обеты были дезавуированы и высмеяны всевидящей судьбой довольно ехидным, можно сказать, способом. В конце концов, получилось так, что к опровержению своих слов и к решению взяться за еще один роман я пришел не только вследствие своего пагубного пристрастия к детективам вообще, но и благодаря тому, что сам уже однажды согрешил и поддался соблазну написать детектив. Как говорится, коготок увяз…
Читатель, я надеюсь, поймет, что мои слова о пагубности детективов и грешности их создания не вполне серьезны – это я посмеиваюсь над самим собой и своими собратьями по страстной приверженности к детективному жанру. Но на деле я большого греха в такой страсти не вижу. Конечно, вклад детектива (а я имею в виду только настоящие, хорошие детективы) в выполнение главной функции художественной литературы (и искусства вообще) – очеловечивание читателей, – вероятно, весьма скромен. И, не прочитав за свою жизнь ни одного детектива, можно быть тонким ценителем и знатоком литературы, а главное, пользоваться даваемой ею возможностью подниматься по тем ступенькам, по которым совершалось восхождение человечества от вчерашней недоразвитой обезьяны к цивилизованному представителю Homo sapiens. Всё это очевидно. Но у литературы есть и другая важная функция – развлекательная. Как правило, читатель берет в руки художественную книжку не с целью самосовершенствования, а ради того, чтобы развлечься, чтобы пережить отсутствующие в его обыденной жизни эмоции, испытать новые ощущения, стать если не героем, то хотя бы непосредственным свидетелем потрясающих событий или увлекательных приключений. Только те книги, которые способны захватить читателя и отвлечь его на время от забот вялотекущей жизни, имеют право называться художественной литературой, и только они в состоянии повлиять на душу читающего и вызвать появление в ней новых, ранее не испытанных человеческих чувств и мыслей. Здесь не место разбираться в сложных проблемах превращения исходной развлекательности в душевное преображение читающего – для этого потребовался бы целый трактат, – но уже сказанного вполне достаточно для полной реабилитации детектива. В смысле развлекательности он нисколько не уступает всем прочим жанрам, и только от качества читаемого детективного романа или рассказа зависит его эстетическая оценка и возможность его отнесения к истинно художественным творениям.
