Рассказ Анны Леонидовны о событиях той ночи – а рассказывала она о пережитом неоднократно, разным людям, дотошно выспрашивающим у нее о малейших деталях и подробностях происшедшего, – повествовал о неком явно криминальном происшествии, которое однако выглядело очень странно и плохо укладывалось в привычные для советской милиции представления о стандартных, повторяющихся из года в год преступлениях. Что-то здесь было не так и мешало столкнувшимся с данным случаем лицам занять определенную позицию и предпринять конкретные действия. Передавая основное содержание объяснений потерпевшей (конечно, обнаружившая труп не может быть отнесена к этой категории лиц, но в ее-то рассказе она выступает в качестве потерпевшей – неизвестному покойнику она, может быть, и сочувствует, но все же главной жертвой злодейства оказывается именно она – это еечуть Кондратий не хватил), я сразу присовокуплю к ним те немногие, но существенные, сведения, которые были зафиксированы в милицейских рапортах и подобных документах, появившихся как реакция на сообщение об убийстве. (Еще раз обещаю, что в свое время я детально объясню, как Миша получил возможность узнать, что было написано в этих бумагах, явно не предназначенных для посторонних глаз).
Как выяснилось, дело обстояло так. В пятницу вечером Анна Леонидовна заступила на суточное дежурство, которое должно было закончиться вечером в субботу. Всё было, по ее словам, как обычно: без каких-либо бросающихся в глаза отклонений или неожиданностей. Дежурство у нее было по плану и заранее было известно, что работать c вечера пятницы до вечера субботы надо будет именно ей. У нас график дежурств составляется
