- Вот брюзга! - воскликнули четыре человека в один голос, когда дверь за ним закрылась.
Но поскольку имя брюзги писалось на афишах аршинными буквами, а его изображение в три метра ростом покачивалось справа от входа в цирк, просьбу Ивана со скрипом удовлетворили.
Преодолев мелкие трудности, он заскучал.
Хотя в коллектив вместо конного номера Гриши прислали новых людей, никто к Ивану первым не подошел, а сам он тоже что-то замешкался с инициативой и опять остался без компании. Был при нем неотлучно разве что Мэгги...
Цирк стоял на краю огромного парка. Парк Ивана изумил - был там пруд с белыми и черными лебедями, летний театр, всякие качели-карусели, даже детская железная дорога. Но Иван облазил все террасы, посидел во всех беседках, привык - и интерес к прогулкам пропал.
Самое скверное - что обычного интереса к репетициям не возникало.
Сумасбродный месяц май кончился, решительно подвел итог Иван, пора возвращаться к нормальному существованию.
И он честно вернулся.
Иван попросил прощения у Мэгги за то, что временно пренебрег им.
- Я-то что... - то ли муркнул, то ли проворчал Мэгги.
Иван попросил прощения у мячей, даже у колец с булавами. Мячи в чемодане лежали чинно и равнодушно, им было на все наплевать.
Тогда Иван попросил прощения у бархатной книги, с которой давно не работал. Он вспомнил, когда в последний раз сверял с ней свои планы, и ужаснулся. Он так и не довел до стабильности "вертушки" даже при трех кольцах, куда уж там при пяти... А план требовал ввести пять в работу этим летом.
Стало быть, извинился Иван перед книгой, постановив вернуться к прежним восьми часам репетиций в день, открыл ее на первой странице и начал неторопливо листать, возвращая себя в нормальное жонглерское состояние души. И долистался.
Примерно в середине книга несколько распухла от вклеенных рисунков Майи. Иван и не знал, что к ним прибавился еще один - уже не эскиз, а полностью завершенная работа. Он знал, как Майя выписывает каждый волосок в собачьей шкуре, и именно поэтому понял - вот над чем она маялась в ту ночь, когда он утром ничего не нашел на столе.
Майя изобразила Мадонну на высоком пьедестале. К пьедесталу вели висящие в голубом воздухе ступени, усыпанные осколками каких-то предметов - в том числе и стеклянных шаров. Мадонна сидела в классической позе слегка раздвинув колени, младенца держала как будто на весу. Но вместо лица был просто белый овал. Обрамленный бледно-золотыми кудрями, стекающими на синюю мантию в длинных благородных складках. Младенец тоже не имел лица, но это не так бросалось в глаза.
