он хочет со мной поговорить. Поговорить? Как бы не так! Заставил меня сесть за парту.
– Даже если я открою тетрадь и возьму ручку, все равно не смогу написать ни строчки, – решила сразу прояснить ситуацию.
– А я и не заставляю тебя писать. Ты же знаешь, что я не бог, а обычный учитель, – на уголках сухих губ заиграла первая улыбка. Да, точно. Первая за сегодняшний тяжелый день. Но чем больше я наблюдала за его добрым, улыбающимся лицом, которое может быть только у самого близкого, родного человека, тем бледнее становились воспоминания. В какой-то момент мне показалось даже, что сегодняшняя драка произошла давным-давно вчера или вообще не происходила. Так, иллюзия, которую хочется скорее прогнать, сон, который хочется быстрее забыть.
– Ты ведь ненавидишь буквы, правда? – голос учителя вернул меня к реальности.
Я кивнула.
– Да, но обожаю слова, – не знаю, зачем вообще это сказала. Прасковья рассмеялась, когда услышала, что я хочу стать писателем – я же бестолковая глупая ученица, у которой ни к чему нет способностей.
Почему я до сих пор не отказалась от мечты? Наверное, я и вправду какая-то неполноценная. Мне почему-то кажется, если бы у меня не было ноги, я бы хотела стать балериной.
Но Евгений Леонидович не рассмеялся, он просто сел рядом и разложил на столе цветные карандаши и фломастеры.
– Вика, ты ведь знаешь, что без букв не бывает и слов? Поэтому мы попробуем сегодня привыкнуть к их облику.
Он говорил «мы», хотя проблемы здесь были только у меня.
– Привыкнуть? – как-то неуверенно повторила я, а внутри все съежилось от страха.
– Конечно, это удастся не сразу. Знаешь, у меня всегда была плохая память на лица. Например, по голосу я могу узнать каждого ученика. Даже если буду писать на доске и стоять спиной к классу, все равно пойму, кому какой голос принадлежит. С почерком то же самое, но вот с лицами… Иногда требуется несколько месяцев, чтобы запомнить человека. Сначала кажется, что черты лица все время размываются, как будто хотят сбежать…
– Это не так уж и страшно, – парировала я. – Было бы хуже, если бы вы не различали еще голоса и почерк.
– Вот-вот, это меня и радует, – он снова улыбнулся. – У тебя ведь тоже хорошая память? Ты отлично запоминаешь стихотворения на слух. Многие не могут выучить маленькое четверостишие, даже если прочитают его несколько раз.
Я пожала плечами.
– Просто я запоминаю то, что мне нравится.
Потом мы учились рисовать буквы, а я все время норовила поставить какую-нибудь из них боком, повернуть в противоположную сторону. А еще лепили из пластилина, как маленькие дети. Это оказалось очень весело, и мы не заметили, как за окном стемнело. Евгений Леонидович не раздражался и не ругался на меня, хотя я бы на его месте точно не выдержала. Домой я пришла окрыленная, счастливая, бегала по комнате и повторяла звучание таких новых, таких еще чужих букв. А потом рухнула на кровать и стала делать эту запись и вспомнила. Вспомнила, как менялось лицо Громова, когда он поднимал руку, чтобы нанести очередной удар Скворцову, а тот вел себя так, как будто заслужил.
