– О, Страшила! – крикнул рослый толстяк Степанов.
Я хотела просто пройти мимо, но он схватил меня за руку. – И все-таки ты самая страшная девчонка, которую я знаю!
Парни громко засмеялись, и по их лицам я поняла, что они уже под кайфом. Степанов говорил странно, немного растянуто, как будто ему что-то мешало.
– Это что, жевательный табак? – наверное, у меня глаза округлились от ужаса.
– Черт, ночью увидишь такое лицо – сдохнешь! – добавил малявка Антипов. Степанов с силой толкнул меня, и я почувствовала боль в животе.
– Хочешь, чтобы я рассказала учителю, что вы тут употребляете? – злобно шикнула я.
– Кому? Евгеше, что ли? Че он нам сделает-то? – опять заржали. Я пыталась выбраться, но они меня не выпускали.
– Если ты сейчас же ее не отпустишь, я тебе врежу.
Все разом обернулись, чтобы посмотреть на смельчака. Вот уж не ожидала, что за меня вступится эта хрупкая и женственная Вика Кирюшина.
– Ха, вот и Тупица пришла. Ну что, попробуй врезать! – Степанов с вызовом выставил вперед свое круглое лицо с поросячьим носом.
– Прекратите.
Парни вмиг остепенились и с преданностью собаки воззрели на своего лидера. Внезапно появившийся Громов выглядел расстроенным или, может быть, чем-то раздосадованным. Он устало махнул мне рукой.
– Уходи, Страшила.
– Мы тут эээ… немного повеселились, – жалобно проговорил Антипов.
– Даже не думай больше приставать к девчонкам! – пригрозил Наркоша. Иногда он кажется не таким уж и плохим.
Минут пятнадцать мы шли вместе с Кирюшиной и молчали, но я чувствовала себя неуютно и попыталась завязать разговор.
– Похоже, Громов реально распространяет наркотики.
Вика кивнула.
– Просто хочет выглядеть крутым.
– Ну да. Кстати, спасибо.
– Да не за что. Если бы Громов не пришел, нас бы избили.
– Почему ты заступилась за меня?
– Просто. Мне показалось, что ты нуждаешься в помощи.
– Как думаешь, стоит рассказать Евгению Леонидовичу?
– Не знаю. Мне кажется, он сам скоро все поймет.
– Тебе тоже он нравится?
Вика остановилась, ее глаза блеснули.
– Я его люблю.
Какое простое и в то же время прекрасное слово! Но как сложно его иногда произнести. На оставшихся уроках я витала в облаках и все примеряла на себе это сорвавшееся с губ Вики «люблю», как какое-нибудь платье или юбку.
Не знаю, что имела в виду моя одноклассница, но могла бы и я с такой же легкостью сказать об Octopuse: «Я его люблю?» Да, несомненно, могла бы, потому что я его на самом деле люблю. Потому что благодаря ему забываю, что я Страшила, и чувствую себя такой же грациозной и яркой, как Вика Кирюшина.
