Зигмунд, не жалея ни меня ни себя, пьёт только медицинский спирт. А это даже для моей тренированной печени слишком уж суровая проверка на прочность.
Ну, а Ультра может просто удалить меня, как устаревшую аугментацию.
Вот и мечусь между двумя огнями, словно петух с подпаленными крыльями.
Хрипло кукарекнув, я действительно забегал по своей палате, нелепо кривляясь и взмахивая руками.
Потом, не выдержав тяжёлого звона в своей гудящей от похмелья голове, свалился на пол и, свернувшись калачиком, тихонечко завыл.
Какой же ты жалкий. Прям мерзко смотреть! Поползай ещё, похлюпай, как текущая сучка! Реальной Нулевой. А мог бы нормальную тусу замутить. Особенно с этой оторвой. Как её там? А, Ультра! Дикая же бабёнка, мне под стать.
Но ты ноешь и ноешь. Страдалец херов. Отрываться нужно, пока есть шанс.
Хочешь помогу? Тебе нужно просто расслабиться и дать мне порулить. Угорим по полной! Помнишь, как на «Голубенькой Пташке»? Ух и веселуха была!
— Заткнись! Заткнись, ублюдок! — закричал я внутрь себя, словно мог заставить его замолчать.
Но тишина пришла. Спокойная, тягучая, усыпляющая.
Неужели у меня действительно есть силы, чтобы утихомиривать Бога тусовок? Или это случайность?
Ответа не было.
Если только не считать тихое поскрёбывание откуда-то сбоку, прямо из стены.
Галлюцинации?
Копошение сдвинулось и перешло на потолок, где, аккуратно вытолкнув пористую пластину вентиляции, вылезло в виде Прожоры.
Виртуозно приземлившись, скотт настороженно двинулся в мою сторону, постоянно принюхиваясь. Он будто ждал от меня какого-то подвоха.
Я лежал не шевелясь.
Наконец, он почувствовал во мне что-то знакомое и родное. Упруго запрыгнув на мои ноги, он, приятно топая своими лапками, устроился у меня на груди. И сразу же в моё сознание хлынул поток образов, эмоций и сумбурных чувств.
Страшно, голодно, заманчиво пахнет. Темнота, пронзаемая лучами тепла. Низкий гул и волны влажного воздуха. Узкий проход тянется очень долго. Но оттуда тянет так вкусно, что желудок берёт командование на себя.
Решётка. Можно пролезть. Передо мной огромные чаны с чем-то бурлящим, красновато-бурым и пахнущим внутренним запахом друга. Тянущиеся ленты, на которых сокращаются куски чего-то склизкого и аморфного.
Сглатываю слюну. Всё это съедобно, вкусно, питательно. Хоть и непривычно.
Осторожно перебираюсь на потолочную балку и иду дальше.
Видение гаснет…
Прожора уютно свернулся калачиком и тихонько похрапывал. Только сейчас я заметил, что его мордочка измазана багрово-коричневым. Засохшие пластинки чей-то крови осыпались с неё прямо на белый пол.
