Те же самобеглые повозки... Движители, известные его миру: мускульная сила человека и животных, сила ветра, сила падающей воды, — никак для них не годятся. Он попытался извернуться, набросал проект самоходного экипажа, приводимого в движение большой часовой пружиной, но сам понимал: возможна лишь игрушка, модель с таким устройством, — эффективность механизмов, основанных на сжатии и распрямлении упругих тел, неизменно падает с увеличением их размера, отчего, например, невозможно создавать гигантские катапульты, мечущие исполинские снаряды с дом размером, как бы ни мечтали о них полководцы...
Его градостроительные наброски упирались в те же проблемы... Он мог придумать, как подать свежую воду в дома, использовав виадуки наподобие античных, как отвести использованную грязную воду и нечистоты (сливать в реки посредством нарочито прокопанной под городом системы туннелей-водотоков). Но как освещались города его сновидений, буквально утопавшие в ярком свете в темное время суток? Не используя невообразимое множество свечей и целые озера масла, — как?!
И все же он не сдавался... Рисовал, рисовал, рисовал, писал пояснения... Менял по своему разумению внешний вид машин и механизмов, пытаясь как-то адаптировать хотя бы некоторые к тому, что было известно и доступно в его мире. А остальные... Не ему, так кому-нибудь пригодятся, — позже, когда наука шагнет далеко вперед и встанет вопрос: как приспособить к делу вновь открытые силы природы? Вот тогда-то и вспомнят о его старых рисунках...
Что такое время придет, он не сомневался.
Поначалу он мог лишь гадать, куда его переносит Морфей и где находится этот мир (если вообще находится где-то, кроме его головы), но затем каким-то капризом упомянутого бога оказался в Болонье, сильно изменившейся, но вполне узнаваемой. И понял: перед ним далекое будущее: века пройдут? тысячелетия? — кто знает, но нет сомнений, что он видит в своих странных снах мир потомков...
На два или три сноведения наблюдения за техникой будущего было позаброшены: он с любопытством изучал Италию, город за городом: что и как изменилось? Что уцелело с его времен, а что рассыпалось во прах?
Бесплотный, он воспарял к небесам без каких-либо аппаратов, — выбирал нужный город на раскинувшейся внизу живой зеленой карте, — и опускался туда. Флоренция, Милан, Рим, Венеция...
В Риме — знакомом и неузнаваемом одновременно — в сновидении с ним произошел забавный случай. На одном из зданий площади (облик ее оказался незнаком, но в центре красовался старинный египетский монумент, зачем-то перенесенный сюда из Большого цирка) он увидел свое имя. Транскрипция варварская — и не латынь, и не народное итальянское наречие — но читалась надпись без затруднений. Музей... Посвященный ему музей...
