— Там... там... — начала Наташка и застряла на первом же слове.
— Что там? — спросил Леха. — Вдохни, потом выдохни. И базарь понятно.
Она вдыхала-выдыхала, аж свист стоял. Но ничего понятного сказать не могла.
Леха оказался рядом с ней, Епифан подумал: сейчас отвесит пощечину, но тот лишь вынул из ее пальцев «коптючку», загасил и сунул в карман. Взял Наташку за плечи, встряхнул пару раз. Заговорил, глядя ей в глаза:
— Ты не там, ты здесь. Все кончилось. Говори, что? Крысы?
— Н-нет... — выдавила Наташка. — Н-не крысы... Там кто-то был... большой... не знаю, кто.
Умом поехала, понял Епифан. Свихнулась от голодухи и постоянного стресса —все равно что ногу подвернула, только хуже. Вот вопрос и решился. С психопаткой возиться возможности нет.
Леха нагнулся над рюкзаком, достал последний рабочий фонарь, замотанный в тряпки (или предпоследний, если считать брелок). Батарейки в нем сесть не могли, за полным их отсутствием, — напряжение шло от динамки. Древняя штука, еще советская, и жизнь ее подходила к концу, при работе динамки раздавались нехорошие посторонние звуки, — оттого Леха использовал фонарь лишь при расчистке штольни, при охоте или при какой-либо чрезвычайной ситуации.
— Пошли, глянем, — сказал Леха.
Епифан не понял: что, Леха решил ее... прямо сейчас... значит, надо пойти с ними?
Стало не по себе. Одно дело обсуждать, чье мясо спасет остальных... И совсем другое — зарезать девчонку, с которой отучился два года в одной группе. Решили же отложить до завтра... Если сейчас уйти с Наташкой, а вернуться со свежатиной, — Милка со Светкой все поймут, надо как-то иначе, тоньше...
Леха нажимал на широкий рычаг динамки, та с визгом раскручивалась, луч набрал силу, — яркий, мощный — никакого сравнения с дистрофичным лучиком брелка, не говоря уж о «коптючках», дающих больше вони, чем света.
— Пошли! — Леха потянул за рукав Наташу.
Епифан, продолжая сомневаться, шагнул следом... Он бы все-таки отложил на денек... Но если надо...
— А ты куда? — спросил Леха. — Посиди с девчонками. Сам управлюсь.
Сам?! Епифан остановился. Да, пусть сам управится. Пусть вернется с едой и без Наташки. А он, Епифан, постарается поверить, что в ловушки попались несколько крыс, очень крупных и мясистых... А потом постарается все забыть.
Если же забыть не получится — то надолго присядет один Леха.
Туда ему и дорога.
Зря радовался... Проклятие имени вновь сработало: Леха вернулся, притянул к себе, прошептал в ухо:
