Или иначе.
— За тобой все еще охотятся. Титус не остановится, пока не получит, желаемого. Неважно, сколько времени это займет. — я засунул руки в карманы, изображая непринужденность. — У тебя есть два варианта, Елена.
Все напряглись, когда я подготовил свой ультиматум.
— Либо ты возвращаешься с нами в поместье, либо остаешься здесь, и мы забираем ребенка.
Все мужчины посмотрели себе под ноги, и некоторые тихо выругались.
У Елены была менее аппетитная реакция.
— Это гребаная угроза, Константин?
Она повернулась ко мне, приоткрыв губы, показывая зубы.
Самодовольство скрывало мой гнев, когда я заставил ее обратиться ко мне. Акт молчаливого обращения продлится так долго.
— Осторожнее с выражениями в присутствии ребенка.
На секунду мне показалось, что она снова бросится на меня. Но вместо этого она расправила плечи, подняла ребенка и коротко сказала:
— У тебя везде есть дома и безопасные убежища, Константин. Мы остановимся в одном из них.
Я знал это, знал, что легко мог бы спрятать ее где-нибудь в сельской местности и больше никогда ее не видеть. Я мог бы избавить себя от боли, мучений, слабости. Но этот мальчик? Тот ребенок, который выглядел точно так же, как когда-то моя племянница? Тот ребенок, у которого была пара прекрасных зеленых глаз?
Эта семья была разлучена достаточно долго. Не будет ни безопасных домов, ни укрытий. Мы бы воссоединились — даже если Елена сделала бы все, что в ее силах, чтобы убедиться, что мы этого не сделаем.
— Ни один из них не так безопасен, как поместье, — был мой ответ.
Мне стало интересно, видит ли она, как в моем сознании формируются наши планы.
Судя по темноте, вспыхнувшей в ее глазах, она видит. Мне было почти больно признаваться в этом, но Елена знала меня так же хорошо, как я знал ее. Мы были двумя сложными личностями, которые только и делали, что распутывались друг для друга...
Пока она не ушла, пока не сказала мне, что не любит меня. Я не люблю тебя, Константин.
— Это не совсем правда, не так ли? — съязвила она.
Я улыбнулся ее двусмысленности, даже если напоминание о нападении Титуса на поместье вызвало у меня желание зарычать.
Сдавленный звук свидетельствовал о том, что Роман пытался сдержать смех и с треском провалился.
— Ох, Елена, все еще стерва, да?
— Я теперь ещё мать, — ответила она, но в ее тоне не было того жара, когда она говорила с Романом. Я заметил проблеск нежности на ее лице, когда она повернулась к нему. — Ты все еще кретин?
Роман грубо усмехнулся.
