И все же я вздергиваю подбородок.
— Ты говоришь это только потому, что я не помню.
Он берет мою руку и подносит ее к своему лицу. Он прижимает мою ладонь к своим губам и целует ее так нежно, что по всему телу пробегает дрожь.
Жар разливается по коже, как быстрый огонь, и пробирает до костей.
О, Боже.
Я могу справиться с напряженной, грязной стороной Эйдена — иногда — но я совершенно беспомощна перед его мягкой стороной.
— Ты выглядишь чертовски очаровательно, когда стесняешься.
Он опускает мою руку и держит ее на своем бедре, прижав к себе, будто это его самая ценная собственность.
Наши пальцы переплетаются. Моя маленькая рука в его большой. Мои женские пальцы против его длинных, мужских.
Меня так и подмывает вырваться, но я слишком люблю тепло. Кроме того, я все еще в шоке от того, как он поцеловал мою ладонь.
Я подумываю надавить на него, чтобы расшевелить его уродливую сторону, просто чтобы доказать, что его жесткая часть всегда побеждает. Что его мягкая сторона это иллюзия и обман ума. — Раньше ты не была застенчивой. — он наклоняет голову набок. — Ты брала и брала, не раздумывая.
— Нет.
— Да. Я говорю тебе, малышка Эльза была жесткой.
— Боже. Не могу поверить, что у тебя грязные мысли о маленькой девочке.
— Ты больше не маленькая девочка.
— И ты не маленький мальчик.
— Верно. Вот почему я трахаю тебя.
— Ты когда-нибудь перестанешь говорить грязные вещи?
— Только когда я трахаю тебя грязно.
Грохот его голоса посылает искры по всей моей коже и вниз, к сердцевине.
В его голосе есть что-то совершенно мужское, грубое, глубокое и... грязное.
Да, грязное. Такое чертовски грязное.
Я сгораю, почти закипаю при виде этого голоса, грохочущего рядом с моими чувствительными частями, когда он шепчет мне грубые вещи.
Неправильный образ для твоей решимости, Эльза.
— Ты не можешь остановиться? — шепчу я.
— Не тогда, когда дело касается тебя.
— Да. Вини в этом меня.
— Я виню в этом малышку Эльзу. Она заставила меня думать о вещах, о которых я никогда раньше не думал.
— Например, что?
— Например, взрослые вещи. Я же говорил, она была жесткой.
— Ты вкладываешь мне в рот слова только потому, что я не помню.
— Ох, ты будешь помнить. Не могу дождаться, чтобы увидеть выражение твоего лица, когда ты вспомнишь.
— Мечтай дальше, придурок.
Он усмехается, и звук эхом разносится вокруг нас, как мелодия. Я хочу дотянуться до этого звука, упаковать его куда-нибудь и сохранить.
На мгновение я просто сижу, загипнотизированная, как в ловушке, когда его черты смягчаются, а плечи расслабляются.
