Но в данном случае амбиции сочетались с обещанием, которое я дала сестре, которую когда-либо по-настоящему любила, защитить ее любимого Данте Сальваторе от пожизненного заключения в тюрьме.
Поэтому я сделала глубокий, успокаивающий вдох и перевела взгляд на мужчину, о котором идет речь. Он наблюдал за мной, его глаза были бесконечными и притягательными, как две черные дыры, тянущие меня в неизвестность.
— Что скажешь, Елена? — спросил он с лукавой ухмылкой, грубо игнорируя мое вежливое предложение, чтобы он называл меня по фамилии. — O mangi questa minestra o salti dalla finestra? (прим: Съешь этот суп или выльешь его в окно? Итальянское выражение, в буквальном переводе значит: примешь это или откажешься?)
За те годы, что я жила в Нью-Йорке, я не произнесла по-итальянски больше одного-двух слов. Это был вопрос принципа или даже больше, вопрос выживания.
На родном языке мои мысли уходили в темные воспоминания.
Но я достаточно ясно понимала, о чем говорил Данте.
Ты примешь это или откажешься?
Собиралась ли я пойти на компромисс и шагнуть в темный преступный мир или остаться нетронутой и не затронутой высшими эшелонами успеха и власти?
Я притворялась, что это было трудное решение, но в глубине сердца, которое давным-давно превратилось в лед, решение казалось более чем правильным.
Лимузин наконец подъехала к обочине перед зданием суда, когда солнце пробилось сквозь металлическую поверхность городского пейзажа и разлилось по улицам, как разбитый желток.
Мы приехали на несколько часов раньше, чтобы избежать встречи с прессой, но несколько нетерпеливых фотографов и репортеров усеяли нижние ступеньки мраморного здания, и вскочили на ноги, когда мы подъехали, готовые впервые запечатлеть людей, которые будут представлять Данте Сальваторе.
Сделав еще один спокойный, глубокий вдох, чтобы собраться с духом, я отвернулась от высасывающих душу глаз Данте и холодного цинизма Яры, обхватывая влажную от пота ладонь вокруг дверной ручки.
— Тогда давайте сделаем это, не так ли? — спросила я и, не дожидаясь ответа, вышла из машины на яркий свет вспышек фотокамер.
Зал суда.
Мое убежище.
Место, настолько укоренившееся в правилах и обычаях, эта иерархия так красива и четко очерчена, как рисовые поля. Я знала, кем я была в этом месте и что мне нужно делать.
Адвокат, не признающий ничего, кроме победы.
Снаружи вестибюль до отказа был заполнен журналистами. Сам зал заполнен людьми, большинство из которых стояли, включая мою сестру Козиму и ее мужа лорда Торнтона, герцога Грейторна.
