.
Эту веру в особое предназначение России Шелгунов сохранил на протяжении ряда лет, несмотря на жестокие испытания, которым она подвергалась при соприкосновении с русской действительностью, безотрадность которой слишком бросалась в глаза для того, чтобы ее можно было игнорировать[20]. В той самой статье против Щапова, о которой мы только что упомянули и в которой он ополчается против каких бы то ни было заимствований из прошлого, Шелгунов ставил вопрос, где нужно искать то «русское слово», сказать которое призвана Россия. Если, как мы знаем уже, он не находил этого «слова» в нашей старине, то он в равной степени высказывался и против заимствований с Запада и на поставленный им вопрос о «русском слове» спешил ответить: «Ни в французских, ни в немецких книжках его не найдем». Но где же в таком случае искать его и надо ли вообще искать? «Не слово нам нужно, а дело, – отвечал на этот вопрос Шелгунов. – Если же мы должны сказать слово, – скажется оно и само собой; но скажет его весь русский народ, вся страна, а не три-четыре ученых, которые думают найти его в старых бумагах или в архивной пыли».
Итак, не в нашем прошлом и не на Западе искал Шелгунов начала, способные обновить русскую жизнь, а в настоящем русского народа. По цензурным или по каким-либо другим соображениям этот ответ Шелгунова не отличался особой ясностью, и для того, чтобы вполне понять его и усвоить сущность взглядов Шелгунова, необходимо обратиться к другим его произведениям, относящимся к тому же приблизительно времени, к которому относится его статья «Русское слово».
Одним из этих произведений является знаменитая прокламация «К молодому поколению», написанная Шелгуновым за несколько месяцев до статьи «Русское слово». В ней вопрос о будущем России поставлен с полной ясностью. Западная Европа с ее капитализмом и пролетариатом пугает Шелгунова. Он убежден, что Россия может развиваться по особому образцу и спастись от темных сторон европейской цивилизации. Для нее не обязательна «английская экономическая зрелость». «Мы верим, – писал Шелгунов, – в свои свежие силы, мы верим, что призваны внести в историю новое начало, сказать свое слово, а не повторять зады Европы». «В нашей жизни лежат начала, вовсе неизвестные европейцам. Немцы уверяют, что мы придем к тому же, и чему пришла Европа. Это ложь. Мы можем точно притти, если наденем на себя петлю европейских учреждений и ее экономических порядков; но мы можем притти и к другому, если разовьем те
