Я хватаю ее сзади за шею и иду по коридору. — Да, так и будет. Не делай себе хуже. Ты пыталась сбежать. Тебе повезло, что я не всадил пулю тебе в череп.
Ее плечи поникли в знак поражения.
Держа ее за связанные запястья и держа их перед собой, я вхожу в бар, и все взгляды устремляются на нас. На нее. Некоторые мужчины свистят, а другие кричат мне, подбадривая меня за мой приз.
— Я не могу в это поверить, — шипит она. —Ты — зло. Чистое зло.
— Ты даже не представляешь. — Я веду ее в задний коридор, который ведет мимо церкви.
Несколько мужчин встают и следуют за нами, когда я веду ее по другому коридору, ведущему к задней двери клуба.
Снаружи доносятся десятки мужских голосов. Стефани напрягается, отступая от двери. — Ты, должно быть, издеваешься надо мной.
— Нет. Я хочу, чтобы все видели, что принадлежит мне.
Она смотрит на меня, и ее лицо бледнеет. — Ты собираешься выставить меня напоказ перед всеми ними?
Смех прокатывается по мужчинам, собравшимся за моей спиной.
— Да.
Она выглядит так, словно хочет выцарапать мне глаза, и мой член вытягивается по стойке «смирно».
— Ты заполучила самого странного парня в доме, девочка, — говорит Страйкер, открывая передо мной дверь. — Нам нравится смотреть, как он это делает.
Она дергается, как от пощечины. — Подожди, ты делал это раньше? С другой девушкой?
— А что? Ревнуешь?
— Не льсти себе.
Я сжимаю ее шею сзади. Она так ревнива.
Как только мы выходим на улицу, она ахает. — Ох, да помогут мне небеса.
Наступила ночь, но в задней части клуба достаточно света, чтобы я знал, что она все видит. Более двух десятков мужчин и горстка женщин уставились на нее. Кэп стоит у барбекю, жарит гамбургеры, и он роняет один со шлепком. Пиво Донни выплескивается из его кружки, а он, кажется, даже не замечает этого.
Некоторые мужчины издают свистящие звуки. Челюсть Пипа отвисает, пока Моника не хлопает его по плечу. Он откашливается с усмешкой.
Да, это будет весело.
— Ох, этого не может быть, — говорит Стефани, пытаясь протиснуться мимо меня.
Я разворачиваю ее лицом к холму в сотне футов от задней части здания клуба и кладу руку ей на плечо. — Иди или тебя потащат.
Она замирает, у нее явно какая-то внутренняя борьба.
Я не выставляю ее напоказ и не унижаю ее просто ради забавы. После ее попытки сбежать мальчики должны увидеть, что я знаю, как держать своих женщин в узде. Она моя пленница. Такой мужчина, как я, не может быть мягким. Это клубное правосудие. Просто вместо того, чтобы позволить парням пустить ее по кругу, как некоторые из них сделали бы с женщиной, которая пошла против клуба и которая не старушка, я решаю назначить свою цену так, как мне подходит. Кроме того, я ни за что не позволю другому мужчине наложить на нее лапы. Даже моим братьям.
