. Владычица Афродита, какое жертвоприношение совершить тебе в благодарность за Лаиду? Все, кто видит ее, так в восхищении молят богов, желая отвратить от нее несчастья: «Зависть прочь от такой красоты, прочь злые чары от ее прелести». Столь хороша Лаида, что у встречных загораются глаза. Даже глубокие старики с восхищением смотрят на нее, как старейшины Гомера глядели на Елену
[14], и восклицают: «О, если б нам на счастье досталась она в наши молодые годы, ах, начать бы нам жить снова! Понятно, что эта женщина на устах у всей Эллады, раз даже немые киванием головы говорят друг другу о ее красоте». Не знаю, что сказать и чем кончить. Однако кончаю, пожелав моему описанию самого главного — обаяния Лаиды, из-за страстной любви к которой, знаю, теперь я много раз повторил милое мне имя.
Прошлым вечером, когда я в каком-то переулке пел свои песни, ко мне подошли две девушки; в их взгляде и улыбке[16] сквозила прелесть Эрота, и только числом они уступали Харитам[17]. Горячо споря друг с другом, простодушные девушки стали спрашивать меня: «Раз уж ты искусным пением заставил нас тяжко страдать от стрел Эрота, скажи, ради своих песен, которые нам обеим исполнили любовью уши и сердце, кому из нас они предназначены? Ведь каждая уверяет, что любят ее. Мы уже стали ревновать и, ссорясь из-за тебя, то и дело вцепляемся друг другу в волосы». «Вы, — сказал я, — одинаково красивы, но ни одна из вас мне не нравится. Идите, милые, домой, перестаньте ссориться и враждовать. Я влюблен в другую и пойду к ней». «Здесь по соседству, — отвечают они, — нет красивых девушек, и ты говоришь, что любишь другую? Явная ложь! Поклянись тогда, что ни одна из нас тебе не нравится!» Я рассмеялся и воскликнул: «Вы хотите насильно заставить меня поклясться». «С трудом, — сказали они, — удалось нам улучить время, чтобы выйти на улицу, а ты тут смеешься над нами. Нет, мы тебя так не отпустим и не дадим погубить нашу надежду!» С этими словами девушки повлекли меня за собой, а я не без удовольствия покорился. До сих пор в моем рассказе все было как следует и никого не могло смутить[18], о дальнейшем же надо сказать в двух словах: я не огорчил ни одну из подруг, так как нашел на скорую руку приготовленный, но подходящий для такой надобности покой.
Я чудесно пировал с Леймоной[20] в саду, словно нарочно созданном для любовных утех и достойном красоты моей возлюбленной. Там широко раскинувшийся тенистый платан, легкое дуновение ветра, мягкая, как обычно в летнюю пору, вся в цветах трава, на которой приятнее лежать, чем на самых дорогих коврах, множество деревьев, гнущихся под тяжестью плодов.
