К сожалению, это была утопия. Он никогда не оставил бы свой пост, свое положение. Он слишком нуждался в этом сообществе, где все его члены подпитывали чувство собственной значимости. А кем бы он был без своего положения?!
А я была бы не прочь, если бы он и впрямь решил увезти меня на аборигеновы горы или к черту на кулички.
И тем не менее я морально готовилась к завтрашнему ужину с Македонским (теперь это была его кликуха).
О-о, прошу прощения, прозвище!
Яра – не годилось, будто бычок – осеменитель.
Чтобы скоротать отчего-то бессонную ночь, я до самого утра смотрела старые видеокассеты, где мы с мамой, еще живым папой и Анной отдыхали в Сочи. Наш папа был великим человеком и в прямом, и в переносном смысле. Он служил полковником в Екатеринбургском военном гарнизоне. У него всегда были широкие возможности и широкая спина. Мы всегда были за ним как за каменной стеной.
Ох-х, если бы он видел, в кого выросла его дочь, отпорол бы меня своим блестящим армейским ремнем по причинному месту, а мой язык давно бы висел на охотничьей доске, как трофей охотника на дикарей.
В общем, одним глазом смотрела в телевизор, другим – на раскрытый шкаф с множеством тряпок от прошлой жизни.
Эх, вот надо же! Бывает так, что с жизнью старой распрощался, а столько шикарных напоминаний осталось.
Какой бы принципиальной ни была, сил выбросить вещи, купленные себе для Кирилла, не было. Каждая из них напоминала об особенном событии, вечере, ночи…
Ой, какая же я была все-таки сентиментальная!
Ну, а если честно, то это были просто дорогие, стильные, невероятно комфортные вещи: платья, кофточки, юбочки, на которые действительно не поднималась рука, чтобы выбросить.
А зачем была эта лукавая принципиальность, когда я великолепно смотрелась в этих нарядах? Да и что говорить – на другие мне было не заработать еще века два. А выглядеть плохо я не могла себе позволить.
Вот ведь какая досада!
Утром ничего не изменилось. Только от маминой абрикосовой настойки сушило во рту и першило в горле.
Целый день я занимала себя всякой всячиной только, чтобы не думать о том, как буду выглядеть к шести и как буду себя вести. Мама до обеда копалась в своем цветнике, и Сенька был занят кротами, опахивающими наш сад и огород.
Вторую половину дня я прошарилась по базару и набережной, потратив последние пятьдесят гривен из зарплаты от Абрама на покупку продуктов. А маме сказала, что выполняю свое первое поручение на работе.
Зачем было все это вранье, сама не понимаю? Ничего же нет криминального в том, что я сделала, а сказать матери о своем поступке язык не поворачивался. Если бы она узнала, что у меня появился другой мужчина, конечно, попросила бы все рассказать и познакомить с ним. А этого мне совсем не нужно. Вот еще!
