Затем из глаз прорывается поток, как будто его призвали первые две слезы.
Держась рукой за стенку душа, чтобы не упасть, я вся содрогаюсь в бесшумных рыданиях.
Глубоко вздыхая, я беру себя в руки и трачу свои последние силы, чтобы вымыть волосы. Я намыливаюсь, споласкиваюсь и выхожу из душа.
Подойдя к дивану, я сажусь и накрываю себя одеялом.
"Я должна заявить в полицию" бормочу я, сама не зная, зачем.
Я качаю головой " Нет. Не стоит."
Я иду в направление моей комнаты. Откидываю одеяло и ложусь в кровать. Я расслабляюсь. Я дома. Я спасена. Но спасение ли это? Что если он меня и тут найдёт.
Чувствуя себя одинокой, я ничего не могу поделать с чувством горького разочарования, что наполняет меня. Я смиряюсь с тем, что всё, что со мной происходит, предназначено мне судьбой и этого не изменить.
Со всеми своими проблемами я всегда справлялась сама. И сейчас мне тоже никто не нужен.
Тебе никто не нужен.
Выбросив все мысли из головы, я закрываю глаза и опускаю голову на подушку. Сознание обволакивает угнетающая темнота. Всё, что я ощущаю в данный момент — это сковывающий страх. Я не чувствую свое собственное тело. Всё вокруг кажется таким тусклым и неполноценным.
Я закрываю глаза и позволяя сну завладеть мной.
Завтра. Я просыпаюсь, и мои глаза резко распахиваются.
Да, я дома. В безопасности. Когда я выхожу из квартиры, первое, что я делаю, это осматриваю площадку. Никого нет. Слышу скрип дверей, я дёргаюсь, теперь я боюсь всего что, слышу. Выходит бабушка из своей квартиры. Я закрываю дверь и иду за ней, не хочу выходить одна.
Сажусь на автобус и еду на работу.
Меня не покидала мысль, что за мной следят.
В палате номер один отделение анестезиологии и реанимации, я смотрела зрачки лежавшего перед мной тела, вчерашней девушки. Зрачки были узкие, а тело маленькое и хрупкое. Её зовут Алёна, знаем пока имя, когда она приходила в сознание, назвала свое имя. Сейчас девушка была без сознания. Темные волосы сбились в колтун. Я заботливо прикрыла не расчесанный каштановый Алёнин «хвост» марлевым полотном.
- Погибает девочка, черт побери, – не обращаясь ни к кому конкретно, сказал Юрий, посмотрел на часы и стал делать записи в истории болезни...
- Не умрёт — робко прошептала я.
- Не умрет...
Большой, мрачный, весь в золотистых кудрях, с рыжей бородой и таким же рыжим пушком на мускулистых руках, в молодости напоминавший греческого бога, Юрий снял зеленую хлопчатобумажную шапочку, расстегнул халат, растер заросшую кудрявыми волосами незагорелую грудь, сел на круглую табуретку в углу и стал составлять отчет. Я украдкой внимательно смотрела на него. Лицо у Барашкова было простое, а взгляд часто светился хитрецой. Теперь, после ночного дежурства, веки у него покраснели от бессонницы, под глазами ясно наметились мешки, и весь его вид свидетельствовал, что когда-то юный классический бог состарился и устал, хотя лет ему было еще совсем немного.«Работает мужик на износ».
