Мой уже не кучерявый друг поверил на слово.
А еще он посмотрел на меня. Просто посмотрел без раздражения во взгляде, а я смутилась. Как какая-то малолетка, какой он меня и назвал когда-то. – У нас перемирие? – уточняю перед тем, как выйти из машины.
– Комиссарова, ты как ребенок. Куклу с собой не привезла? Когда-то ты с ней не расставалась.
Конец перемирию.
Эх, недолго мы друзьями в моем воображении были.
– Память хорошая?
– Какие-то моменты сложно забыть.
Хоть он и улыбнулся ехидно, сердце все равно успело екнуть.
Да что со мной такое?
Я и правда веду себя неестественно. А Козловскому об этом знать нельзя.
– Это ты про мое неудачное признание в любви? – слова сами вырываются изо рта.
Иногда я могу саму себя раздражать и бесить.
Я уже открываю рот, чтобы продолжить и переключиться на любую другую тему, но Артём меня перебивает:
– Своей слюной ты мне всю машину заляпала. Сделай заказ, я через пару минут подойду и оплачу.
– Я сама оплачу.
– Как хочешь. Вперед, Комиссарова. У тебя есть…
– Десять минут?
– Уже девять.
Все отлично.
Козловский, оказывается, умный. Наверное, понял, что я глупость сморозила, поэтому и выгнал из машины.
Раз он на особом питании, в благодарность куплю ему морковку. Пусть грызет, козлик.
И когда я говорю козлик, это значит, у меня просто настроение хорошее. Уверена, он еще не раз козлиной будет.
Свой заказ, конечно же, я оплачиваю сама. В принципе, я изначально так и планировала сделать. А еще потому, что Козловский так и не подошел. Спустя десять минут мне передают бумажный пакет, набитый картошкой фри, тремя гамбургерами и порцией нарезанной морковки. Давясь слюной, я выхожу на улицу, и меня буквально парализует.
В общем, пока я выбирала, чем забить свой желудок, Козловский зря время не терял и успел подкатить к какой-то кобыле в белом платье. Или к нему подкатили. Сейчас не поймешь.
Возможно, злюсь я только потому, что он меня обманул. Обещал подойти, но не подошел. Возможно, я просто ненавижу белый цвет.
Последний вариант – я эгоистка, которая терпеть не может, когда кто-то гладит руку моего водителя.
В любом случае я обязана прекратить эти телячьи нежности.
Пакет бы в них кинуть, но кто ж таким богатством разбрасывается?
Я осторожно подбираюсь к ним в надежде подслушать чужой разговор. Почему она продолжает наглаживать Козловского, если он сам к ней даже не прикасается? А он почему с ней разговаривает? Мог бы сразу с моста скинуть. К чему все эти условности?
