егда одари вси князи и царицю, последи же и самого царя. Бывшу же ему въ Орде полтора месяца, и рече царь княземъ своимъ: «Что ми есте молвили на князя Михаила? Сотворита има суд съ княземъ Юриемъ, да котораго сотворите вправду, того хочю жаловати, а виноватого казни предати». А не веси окаанне, аже ся своею казнию исплелъ еси ему венецъ пресветелъ!
Въ един же от дни собрашася вси князи ординьстии за дворъ его, седше въ единой вежи, покладааху многы грамоты съ многимъ замышлениемъ на блаженнаго князя Михаила, глаголющи: «Многы дани поимал еси на городех наших, а царю не дал еси». Истинный же Христовъ страдалецъ князь Михайло глаголя, любя истинну, со всякою правдою, обличаше ихъ лживое сведетелство. О таковых судьяхъ реченно бысть: «Поставлю властеля, ругателя ихъ и судию, немилующа ихъ».[145] Се бо бяше нечестивый Ковгадый самъ судия и, судя же, тоже лжив послухъ бываше, покрывая лжею своею истинная словеса вернаго Михаила. И изрече многозамышенныя вины на блаженнаго непорочнаго Христова воина, а свою страну оправдая.
Паки, минувши единой недели по суде томъ, в день суботный, от нечестивых изыде повеление безаконно: поставиша и на другомъ суде связанна блаженнаго Михаила, износяще ему неправедное осужение, глаголя: «Царевы дани не далъ еси, противу послабилъся еси, а княгиню Юрьеву повелелъ еси уморити».[146] Благоверный же князь Михайло съ многым свидетельством глаголаше: «Колико съкровищь своих издаялъ есмь цареви и княземъ, все бо исписано имяще», — а посла како избави на брани и съ многою честию отпусти, а про княгиню Бога послуха призываше, глаголаше, яко «ни на мысли ми того сътворити». Они же безаконнии, по глаголющему пророком: «уши имуть и не слышат правды, уста имуть и не глаголютъ, очи имуть и не видят»,[147] ослепи бо ихъ злоба ихъ, — не вмениша себе ни мала словеса блаженнаго, но реша в собе: «Поносы и узами стяжим его и смертию нелепотною осудимъ его, яко неключимъ есть намъ, не последует нравомъ нашим».
Яко же бо восхотеша злобы, тако и сътвориша. В настоящую бо нощь приставиша от седми князей седмь сторожей,[148] инехъ немало и покладааху пред блаженнаго многыя узы железныя, хотяще отягчити нозе его. Вземше от портъ его, поделишася и в ту нощь мало облегчиша ему от узъ железных, но связанъ тако пребысть всю нощь. Тое же нощи отгнаша от него всю дружину его, силно биюще, и отца его духовнаго Александра игумена,[149] и оста единъ в руках ихъ, глаголаше бо в собе: «Удалисте от мене дружину мою и знаемых моих от страстей».
