Внешне этот способ характеристики человека еще очень близок к средневековой системе, к системе Хронографа 1512 года — образы старые, но функция их в значительной мере новая, поскольку новым оказывается самое видение человеческого характера, восприятие человеческой личности, ее оценка. И то, и другое, и третье оказываются бесконечно более сложными, чем в предшествующий период, и вместе с тем более реальными, более близкими действительности.
Замечательно, что характеры исторических лиц показаны в произведениях о «Смуте» неизолированно. Они раскрываются в связи со слухами о них, в связи с народной молвой. В древнерусских летописях редко встречается передача разных точек зрения на события, не согласных с авторской, характеристик неавторских. Между тем авторы исторических произведений о «Смуте» постоянно ссылаются на различные слухи, разговоры, толки, отчетливо осознавая значение «общественного мнения». Автор Хронографа 1617 года ссылается на разговоры о ссылке Нагих в Углич, об убийстве Борисом царевича Дмитрия, о поставлении Филарета Никитича и т. д. Характеры исторических лиц показаны на фоне народных толков о них. Вот как характеризуется, например, Самозванец: «...глаголаше же о немъ мнози, яко по всему уподобитися ему нравомъ и делы скверному законопреступнику, нечестивому мучителю царю Иулиану». Передается и мнение народа о сыне Бориса — Федоре Борисовиче: «...о нем же мнози от народа тайно в сердцах своих возрыдаша за непорочное его житие».
Автор Хронографа 1617 года не стесняется приводить мнения, резко расходящиеся с его собственным. Он собирает все «за» и «против», подвергая их строгому разбору. Так, например, в Хронографе полностью переданы слова сторонников Тушинского вора о Василии Шуйском, которого автор Хронографа 1617 года в общем идеализирует. Эти «крамольницы» и «мятежницы» так отзывались о Шуйском: «...а ныне его ради кровь проливается многая, потому что онъ человек глупъ и нечестивъ, пияница и блудник и всячествованиемъ неизтовенъ, царствования недостоинъ». В противовес этому мнению приводится и другое: «Сия же слышавше, и мнози от народа <...> рекоша к ним: “Государь нашъ, царь и великий князь Василей Ивановичь, селъ на Московъское государьство не силно, выбрали его быти царем болшие боляре и вы, дворяня, и все служивые люди, а пияньства и всякаго неизтовъства мы в немъ не ведаем. А коли бы таковому совету быти, ино бы тутъ были и болшие боляре, да и всяких чиновъ люди”».
