И не было неслышимой песни философов. А все потому, что самих философов попросту не было. И город был покоен и тих, хотя скрипичный ключ уже был поставлен в партитуры, и ноты потихоньку начинали свое существование.
Но солнце все же светило, и чайки летали. Под небесным светилом, как под огромной лампой на столе, было проще вглядываться в детали, которым на тот момент времени надо было придать огромное значение. Не хватало лишь огромной вселенской лупы, чтобы увидеть это…
И первой важную деталь заметила чайка, но попросту проигнорировала эту мелочь. Движущееся пятно — оно и движущееся пятно…
А по одной контрастной улице, цвет которой словно сделали чересчур насыщенным в фоторедакторе, лилась самая настоящая, слышимая музыка.
Два человека неспешно шли по улице, как по сцене. Один из них, худой, играл простенькую мелодию на трубе, а идущая рядом с ним женщина везла коляску, в которой располагался еще один мужчина. На его ногах лежал легкий плед, на плечи был накинут потертый и рваный пиджак, а глаза скрывали круглые черные очки, непрозрачно намекающие на слепоту. В руках у человека содержался перевернутый вверх дном цилиндр, в котором можно было обнаружить несколько бумажных купюр.
Процессия двигалась вперед, и по мере ее продвижения к ней присоединялись и другие люди, начиная пританцовывать на ходу. Некоторые вытаскивали из карманов купюры и бросали в шляпу, больше от сожаления к инвалиду, чем от красоты музыки.
— Подайте бедному слепому инвалиду! — просипел мужчина в кресле.
Очередная рука опустила денежку в шляпу, и инвалид кивнул головой.
— Милчеловек, спасибо, это мелодия звучит для вас! — вновь подал голос мужчина в кресле.
Процессия ярко двигалась по улице, оставляя все меньше и меньше пустого места в шляпе. Практически никто не проходил мимо.
Троица вышла на главную площадь Златногорска и продолжила сове движение. Здание, которому еще предстояло стать судом и аукционом, на фоне полупустой площади казалось одним крупногабаритным жителем города. Оно было, мало сказать, запущено: окна были заколочены отвратительного вида досками, роль двери выполняла прочная фанера, которая была практически намертво присоединена к стене. А внутри был полным хозяином и господином лишь ветер, который гулял по этому зданию и завывал от скуки. А ведь несколько лет назад оно было мэрией, пока сам мэр не решил отстроить себе дворец и переехать туда.
Где-то на полпути к центру цилиндр наполнился доверху, и все последующие «взносы» высыпались на колени инвалиду.
