Речь Гелиогабала к блудницам | страница 3
В шутку или всерьез он это делал, неясно. Так как ему казалось, что девушки, только начавшие собой торговать, недостаточно ревностно берутся за обязанности своего искусства, он, созвав их всех на сходку ради ободрения и увещевания, обратился к ним с такими словами.
<Речь Гелиогабала, императора римлян, обращенная на сходке к блудницам>
[3] Невероятное объемлет меня вожделение, соратники, и я чувствую, как поднимается во мне великий огонь, когда вижу, что окружает меня и отовсюду обступает ваше многолюдство. Обыкновенно я распаляюсь при виде одной или двух из вас: какое же теперь, по-вашему, горит во мне пламя похоти, когда я примечаю столько глаз, пылающих сладострастием и призывающих меня в объятия, столько беззастенчивых лиц, столько обнаженных грудей и сосцов, по доброй воле выставленных напоказ? [4] Удержусь, однако, на малое время и вопреки моим обыкновениям наложу узду на мое вожделение, пока буду вкратце говорить вам кое о чем. Речь моя, полагаю, не будет ни вам неприятна, ни вашей науке чужда. [5] И прежде всего никому не следует удивляться, если я называю вас именем соратников. Подлинно, «всякий влюбленный — солдат, и есть у Амура свой лагерь»{6}, и не ради того, чтобы заручиться вашей благосклонностью, пользуюсь я этим словом.
Как большинству из вас отменно известно, я добиваюсь вашего одобрения другими способами. Дело обстоит так: в сем славном воинстве я не полководец, но солдат и, правду сказать, рядовой солдат. [6] Это ведь войско не народа римского, а Купидона. Оружие, которое я здесь вижу, — не дроты, не мечи, но луки и факелы{7}; не красные стяги я замечаю, обыкновенно выставляемые у римлян сигналом к битве, но белые покрывала. Таким оружьем обычно пользуется не римского народа солдат, а Купидона. [7] Такими знаменами отмечает этот отрок свой лагерь. И вот что больше всего заставляет дивиться его дерзости: посреди Рима — города, всех победившего, — он, победитель, разбил свой стан и посреди форума защищает права разнузданности, презирая авторитет сената и насмехаясь над цензорским порицанием. [8] И так как в этом городе мне позволено все, что мне угодно, и все управляется моим манием и желанием, я решил, собрав всех вас вместе, принародно объявить вам то, что раньше каждая из вас часто от меня слышала.