Хотя она всё правильно поняла… Но это ничего не меняло. Я снова убеждал себе, что поступил, как должен.
К счастью, разговор поддерживали Гейдж и Триндон. Откуда в моём брате столько общительности — для меня было загадкой. Чаще всего я находил эту его черту утомительной, но сегодня — поскольку у него появился новый собеседник — я почувствовал облегчение.
Руперт снова присоединился к нам, прилепившись к нашей компании словно противный молюск. И хотя я видел, как Амалии этого не хотелось, но она придвинулась ко мне — страх и неприязнь к ростовщику были сильнее ее злости.
Мы добрались до причала Греба как раз до наступления сумерек. Это маленькое рыбацкое поселение было погрязнее Талтона, с серой галькой на побережье и ветхими домишками. Греб находился у основания Солетов — горной цепи с высокими, заострёнными пиками. Весна только начиналась, и вершины гор укрывали огромные снежные шапки.
Я не представлял, почему принцесса решила отправиться этим путём. Проход через горы в принципе мог сэкономить несколько дней пути до Солета, но путешествие будет тяжелее, а значит займёт больше времени.
— Как долго вы собираетесь задержаться в Гребе? — поинтересовался Руперт, когда мы повели лошадей к стойлам на постоялом дворе.
Я молча протянул руку Амалии, чтобы забрать у неё кобылу. И хотя принцесса всё ещё меня не простила, она без колебаний отдала поводья.
— Всего на… — начала отвечать Амалия.
— Пока не знаем, — резко перебил я, не желая сообщать ему то, что ему было знать не обязательно. — А у вас какое-то дело в Гребе?
— Просто проездом, — отмахнулся он, — хотя я подумываю остаться на несколько дней. Ещё не решил.
Амалия бросила на меня быстрый взгляд, догадавшись, что ничего хорошего от Руперта ждать не стоит. Это был первый раз, когда она на меня посмотрела, с того нашего разговора под дождём. Возможно, это означало, что она простила меня. Или, скорее, её антипатия к Руперту пересилила недовольство.
К тому времени, как мы оказались у постоялого двора, уже стемнело. По всему Гребу хаотично горели несколько фонарей на деревянных столбах. Постоялый двор, а по совместительству таверна, представлял собой самое яркое здание на грязной улице, и оно было единственным, у которого были настоящие стеклянные окна. Хозяевам, должно быть, хорошо платили путешественники, чей путь проходил между Кенроу и Солетом.
Триндон первым подошёл к двери и открыл её перед всеми. Нас встретил поток тёплого воздуха, громкие голоса и аппетитный запах ужина.
