.
Однако современные греческие учёные, такие как Sahas[121] и Σδράκα[122], считают необходимым рассмотрение этой проповеди в контексте антиисламской византийской полемики. Sahas указывает, что по целому ряду внутренних признаков можно легко оспорить гипотезу поздней датировки. На основе анализа текста он делает следующие выводы:
— Начальное призывание («Отче, благослови!») и завершающая молитва («Молитвами...») выдают текст, который сохранялся как слово, читаемое во время трапезы в общежительных православных монастырях. Акцент повествования направлен на чудеса и таинства — элементы, которые лежат в сердце монашеской духовности[123].
— Все внешние и внутренние признаки указывают, что текст отражает жизнь в девятом веке больше, нежели во время позднего средневековья. В нем отражается атмосфера сосуществования между двумя религиями, когда христиане существовали как подчинённая и покровительствуемая община (зиммии).
— Описываемое видение Евхаристии приобретает смысл в контексте истории иконоборчества. Поскольку именно иконоборцы утверждали, что есть лишь одна истинная икона, которую знает Церковь — Евхаристия, тогда как для православных таинство Евхаристии не было «иконой», образом, но непосредственно Самим Христом, Его плотью. VII Вселенский Собор 787 г. опроверг и этот иконоборческий аргумент, утвердив, что хлеб и вино Евхаристии есть истинно Плоть и истинно Кровь Христа. Центральный эпизод «Сказания» наглядно утверждает, что Евхаристия не образ, а именно таинство, и хорошо вписывается в контекст этой полемики[124].
Таким образом, перед нами сочинение автора, жившего в IX веке, монаха, полемизировавшего с иконоборцами, и нет оснований думать, что это не прп. Григорий Декаполит, который соответствует всем перечисленным параметрам и имя которого стоит в надписании.
В славянском «Прологе», под 26 ноября, днём памяти св. Георгия Победоносца, помещён пространный пересказ этого произведения. Текст входит во II редакцию нестишного Пролога, составленную в XIII в.[125]. Нами он рассматривается по рукописи XV в., Ms. № 4661 библиотеки им. Лобачевского Казанского государственного университета, листы 269-271.
Прежде всего следует заметить, что наличие славянского перевода памятника, датированного XIII в., опровергает предположение Веск’а о том, что сам памятник был написан на греческом в XIV в.[126], и доводы Sahas’a об аутентичности произведения получают ещё одно косвенное подтверждение.
