Каждое мгновение он ждал, что по вине ненадежного куска кладки полетит на землю или сверху раздастся окрик часового, за которым последует сигнал тревоги. Цепи на носках сапог скользили, острия слишком громко царапали камень.
Тамас часто замирал, выискивая магическими чувствами черный порох. В башнях слева и справа обнаружилось некоторое его количество – будто светлячки собрались в сумерках теплой адроанской весны. Похоже, часовые рады пересидеть в укрытии и думают, что буря сорвет ночную атаку.
Наконец Тамас добрался до верха стены, замер на мгновение и с глубоким вдохом перемахнул через край.
Фартинг уже был на парапете и закреплял веревку, чтобы сбросить ее вниз. С дрожью в теле Тамас выпрямился и занялся собственной веревкой. Вместе они закрепили третью, потом Тамас перегнулся через край и помахал трем почти неразличимым фигурам внизу.
Он понаблюдал, как они начали подниматься, и переключил внимание на башни. Как он и сказал, с восхождением их испытания не заканчиваются, а только начинаются. С колотящимся сердцем Тамас вытащил нож и пошел к ближайшей башне.
В караулке было тихо, темно и прохладно. Тамас чуял внутри черный порох – достаточно зарядов для двух человек. Он медленно толкнул дверь и поморщился, когда та скрипнула. Его встретил храп.
Пригнувшись, Тамас подкрался к двум гурланским часовым, следя за тем, как вздымаются и опадают их грудные клетки. Они спали вповалку, с осунувшимися, но спокойными лицами. Измученные люди, погруженные в глубокий сон. Мундиры порванные и грязные, со множеством заплаток из самой разной ткани, что нашлась в осажденном форте. Тамас занес нож и понял, что колеблется. Как бы он ни поднимал на смех идею благородной войны, сейчас все по-другому, не так, как на парапетах или в поле. Это убийство.
Но что значит пара хладнокровных убийств по сравнению с жизнями адроанцев, которые погибнут, пытаясь взять форт?
Он перерезал горло первому и дважды ударил второго, быстро и резко воткнув лезвие сначала в легкое, потом в сердце. Вытер кровь с ножа и оставил их умирать в той же позе, в которой они спали.
Благодаря сверхъестественным, подпитанным порохом чувствам Тамас видел в темноте лучше других и без труда нашел пушки. Вытащив из-за пояса зазубренный штырь, он поместил его над запальным отверстием пушки и поднял молот, глядя через окно в небо. Вспыхнула молния, и молот опустился вместе с раскатом грома. Прежде чем вернуться к Фартингу и остальным, Тамас проделал то же самое еще пять раз – по три удара на каждый штырь.
