А в суровом мире и нравы суровые. И трахнуть сестру, как у Мартина… Или даже мамашу… Не, ну, такую мамашу как эта Ланистер и я бы трахнул, в смысле я — Рома Наумов её — Ланистер. Но в принципе старели люди тогда тоже не так, чтоб медленно, а сёстры — вообще равны по статусу и иерархически. В жестоком мире людям, вокруг которых (для удовольствия которых) крутится мир — вполне себе. Так что я не ужасаюсь и не воплю на перекрёстках — всё правильно чувак показал, хотя, конечно, и не одобряю.
А главная его фишка, что героев НЕТ! Все герои несвятые (эта няша, Эмили Кларк, не в счёт — она слишком няша, искусственная какая-то, «фэнтезийное допущение»). И все эти несвятые мрут, как мухи. Как и было на самом деле. Ибо история не вертится вокруг персонажей — это персонажи вертятся вокруг истории.
Мама позвонила как раз под конец серии, под апупеоз. Делать нечего, пришлось жать пробел, отрывать зад и чапать к лежащему на столе телефону.
— Да, мам?
— Как дела, Ром?
Молчание.
— Ром?
Я продолжал молчать. Мне нечего было ей сказать.
— Павел сказал, ты надолго не задержишься. По твоим глазам это понял. Ром, это правда?
И тут я взорвался:
— Мам, это моё дело! Я задобался по десять часов въёбывать и ходить голодным с больной спиной! Хватило этой недели! И всё ради каких-то тридцати пяти штук?
— Ром, мы уже проходили это! И ты сказал, что готов к любой работе! И Павел тебе её предложил, как жест последней надежды! Что, опять всё заново?
Бешенство начало отпускать. Продышавшись, как можно более спокойно ответил:
— Мам, я разберусь.
— К Павлу, как поняла, не выйдешь?
— Нет, не выйду. С понедельника займусь собеседованиями. Я на испытательном сроке, ничего страшного.
— Ром!.. — Мама помолчала. Осуждение в её голосе можно было резать ножом. Но она тоже знала, всё бесполезно.
Говорили мы ещё минут десять, перескочив с опасной темы на быт. Как они там с отцом, как сестрёнка.
У них всё нормально. Это я, долдон, долбаюсь тут, в этой грёбанной Москве. И ведь не могу назад откатить! Не вернусь! Буду плесень хлебную жрать и в клоповнике спать (если отсюда выгонят), но назад не поеду. Стыдно. Слишком хорошо оттуда уехал, всем рассказав, где видел этот затхлый городишко.
Городишко затхлый. И с работой конкретные напряги. И платят сущие гроши. Но гроши — платят. И работать можно не так, как здесь, в гораздо более щадящем режиме. Но главное — рядом дом. СВОЙ дом, где ты родился и вырос. Рядом родные, мама, сестра, отец. Если у тебя нет денег — есть дача, собственная картоха, предки её до сих пор сажают, хотя не девяностые, последний хер давным-давно не доедаем. Там нельзя жить припеваючи, но ВЫЖИТЬ — в лёгкую.
