А вообще потом историки будут долго спорить, почему все же русская корона предпочла в деле владения Грумантом скооперироваться с норвежской. Почему за этот вариант высказался князь Агренев, он сам про себя знал. А вот почему аналогично поступил Мишкин — это тайна, покрытая мраком.
Вторая половина 1909 года в Империи проходила под знаком переосмысления того, что верховная власть успела наворотить за несколько предыдущих лет. Результат войны на Дальнем Востоке и довольно успешное противоборство козням иностранных держав все-таки вскружили голову даже тем, у кого она кружиться не должна по определению. И вот в этом самом состоянии головокружения от успехов Империя прошла Боснийский кризис и пребывала в нем еще несколько месяцев, успев серьезно усилить свое влияние в Болгарии и прибарахлиться маленьким сиамским султанатом Перлис пусть даже и в аренду. Счастье, что германцы в самом острой фазе Боснийского кризиса действительно блефовали, и Берлин воевать был не готов и не намеревался. А если бы все было серьезней?
Впрочем, куда уж серьезней? Что официальный союзник — Франция, считавшая для себя необязательной поддержку России, что потенциальные противники после русско-японской войны сделали немало для того, чтобы реальных союзников у России не осталось. А вот недоброжелателей у Империи наверняка прибавилось. Так что сейчас кроме армии и флота у России союзников действительно не имелось, хотя заключенные и не расторгнутые международные договоры говорили вроде бы об ином. Сдюжила бы Империя в одиночку в войне против Германии и Австро-Венгрии? Наверняка нет. Но и просто так Берлин вполне мог себе поставить в зачет сложившуюся политическую ситуацию в Европе. Хотя в русских коридорах власти никто не собирался искать виновников только и исключительно в Берлине, ибо было очевидно, что делать это достаточно глупо. Сами успели наворотить немало, хотя и не без барыша не остались. Впрочем, таковой ситуация в Европе была не только для России, но и для Франции. А поэтому…
Говорят, великое видно на расстоянии. Вот и оценить политику Империи, приведшую к из острой фазе Боснийского кризиса, по-настоящему смогли только через несколько месяцев. К августу где-то. И тогда же со всех сторон пошел вал критики в адрес Правительства. Но не за успешное отбитие наезда со стороны Германии с Австро-Венгрией, а за то, что Правительство допустило ситуацию, в которой Россия оказалась в одиночку супротив них. Медиа-империя Агренева в этой критике тоже отчасти поучаствовала, отличаясь, правда, взвешенным оценками. Да что говорить? Даже некоторые проправительственные газеты посмели выразить некоторые опасения и замечания. Впрочем, по двум последним участникам медиа-рынка ситуация обстояла не так, как могло показаться стороннему наблюдателю. Газеты Агренева к этому времени просто выполняли полученный с вершины русского политического Олимпа заказ. Заказ верхушки на критику самое себя. Казалось бы ерунда! Зачем верхушке критиковать себя? Так не бывает. Но на самом очень даже бывает. В конце концов честно признаваться в том, что политики зарвались, никому не охота. И уж совсем не дело Правительству с повинными головами идти на поклон к бывшему-настоящему союзнику — Франции и просить принять загулявшего блудного сына. Таким образом можно только признать свою неправоту и нарваться на внушительную эпитимью. А вот ежели политику Правительства не одобряет общество, но верхушка с критикой не особо согласна и одновременно посматривает в сторону иного контрагента, тут есть возможность, как следует, поторговаться. Ни для кого не было секретом то, что Париж тоже не прочь восстановить отношения с Петербургом. И момент осенью 1909 года сложился неплохой. У России руки были ничем не связаны, и можно было подискутировать с кем угодно. Франция, конечно, состояла некоторым образом в союзе с Англией. Но ведь кто этот туманный Альбион знает? У них сегодня так, а через месяц нюансы в политике совсем другие. Так что в союзе с русскими, которые издавна отличаются серьезным постоянством, Парижу явно было бы спокойнее. А то, что молодой русский государь несколько загулял в политике вместе с Россией, так с кем по молодости не бывает. Дело житейское. Главное, чтоб вернулся. Ведь в случае успеха французским политикам можно было опять начинать мечтать об Эльзасе с Лотарингией, а не выделять огромные суммы на укрепление существующей франко-германской границы.
