От него пахнет им самим, крепким, физически крепким мужчиной, и этот запах тоже мне кажется приятным. Хочется просто уткнуться и дышать, напитываясь его силой и уверенностью.
От него пахнет кровью. Свежей. Несильно, но именно эта тонкая нота железа останавливает мою истерику. Я успокаиваюсь и только уныло шмыгаю заложенным носом, пытаясь рваными вдохами восстановить дыхание.
Розгин обнимал крепко, держал двумя руками. И это начало навевать не самые приятные, но определенно будоражащие воспоминания.
Я попыталась отстраниться.
Сначала осторожно, потом уже с усилием.
Железные руки не поддались.
Мне стало страшно, опять.
Мы одни здесь, в его квартире, в самом неприятном и криминальном районе города.
Я не дозвонилась до Варвары Петровны, не сообщила ей о произошедшем. Никто не знает, где я и с кем я.
Никто не будет меня искать.
Он уже целовал меня насильно.
Нет никаких гарантий, что он не сделает этого снова. Нет никаких гарантий, что он не захочет большего.
Я ему не смогу помешать.
О чем я думала, когда ехала с убийцей двоих человек к нему домой?
Отпускать ее было тяжело.
Физически.
Руки не разжимались.
Розгин прислушивался к себе, соображал. Правда, соображал. Но вот рук разжать не мог. Все понимал.
Пугает. Утешитель херов. Один раз уже напугал. Тоже еле отпустил.
Но, вообще, сама виновата. Княгиня, бля.
Слишком уютно ее держать, правильно как-то. Он вообще не помнил, когда в последний раз вот так держал женщину. Мягкую, беззащитную, плачущую.
Все эти сопли, весь этот бред… Ну не для него это. Не для него!
И женские слезы давно уже не трогают.
Но ее тянуло утешить. Укрыть от всех проблем, спасти.
Ебтвоюмать, Розгин! Комплекс спасителя отрыл в себе? Так поздно уже! Грехи не отмоешь, даже если деву Марию спасти доведется.
Княгиня затихла в его лапах, настороженно, как мышонок. Замерла. Почувствовала, к чему дело идет и испугалась.
Уперлась ладошками опять ему в плечи. Он не смотрел на нее. Знал, что уставилась своими огромными перепуганными глазами. И не понимает, дурочка, что на мужика этот взгляд по-иному действует. И заменяет комплекс спасителя на… Другое.
Потому он просто стоял, держал ее, ловя последние минуты кайфа от теплого трепещущего тела в руках и специально не давая волю фантазии, которая, из-за обстоятельств , легко могла перерасти в реальность.
В самом деле, прояви он немного настойчивости…
И что эта овечка скромная сможет ему противопоставить? Да ничего. Эта вседозволенность, эта грань, такая тонкая, что ее практически и не заметишь, как перешагнешь, серьезно дурила голову.
