* * *
Вернувшись с прогулки, Таня почувствовала недомогание. Горло першило, а кости ломили, предвещая простуду.
К вечеру она слегла, так и не спустившись вниз.
Алексей посылал узнать о её самочувствие, но она лишь уклончиво отвечала, что ей нездоровиться.
Даже если бы она хотела, Таня не смогла бы найти силы встретиться с Алексеем.
Ночью у неё начался жар, а к утру и вовсе стало худо. Она спала, но сон сей был беспокойным.
Алексей места не находил, узнав об этом.
Заметив тревогу внука, Галина Николаевна сказала:
— Алексей, нет причин для беспокойства. У Татьяны простая простуда, уверена, до бала ей станет лучше.
Алексей нервно прошёлся по комнате.
Он хотел забрать свои слова обратно, сказать, что он верит ей, и к черту его проклятую ревность!
Узнав у Владимира, какие цветы любит его сестра, Алексей велел украсить комнату Татьяны алыми розами.
Галина Николаевна оказалась права. В день бала Татьяна проснулась бодрой, но мысли её были столь грустны, что ей не хотелось просыпаться.
Так она могла прятаться от Алексея, с которым ей не хотелось встречаться.
Марфа раскрыла портьеры, заставляя Тату зажмуриться.
Оглядевшись вокруг, девушка заметила множество корзин с розами. Она очень любила розы, особенно этот оттенок алой зари.
Но откуда они взялись?
— Марфа, откуда эти цветы? Ведь только Владимир Владимирович знает, как я их люблю.
— Так граф велел украсить вашу комнату, он места себе не находил, пока вы хворали, — ответила горничная, не отрываясь от своего занятия.
Татьяна моргнула.
Алексей узнал о её любимых цветах? Но зачем это ему? Неужели хочет примириться с ней?
Татьяна уже не желала этого. Как говориться, насильно мил не будешь. Алексею вовсе не обязательно налаживать с ней отношения.
Об этом она собиралась поговорить с ним нынче. Она поняла, что нельзя заставить любить или ненавидеть, за человека выбирает сердце.
Тут её взгляд упал на туалетный столик. Бархатная коробочка, лежащая там, притягивала к себе взгляд.
— Что это? — не скрыв любопытства, спросила Татьяна, вскакивая с кровати.
Подойдя к столику, она заметила записку, написанную столь знакомым, четким почерком.
«С именинами, мой ангел. Прости меня, я был не прав. В коробочке мой подарок тебе, надень его на бал, чтобы я понял, что ты простила меня.»
Подпись представляла собой инициалы, которые так хорошо были известны Тане.
Открыв коробочку, она ахнула. На обрамлённой бархатом поверхности лежал кулон на золотой цепочке, который был так похож на её кольцо.
