Тропа оказалась не очень длинной, уходящей в пышные заросли невысоких цветущих деревьев. Вскоре она вывела их к уже знакомому Лайгону памятнику, только не с той стороны, с которой они смотрели на него в прошлый раз. Тёмный подошёл, взялся рукой за каменный посох и кивком головы предложил Лайгону последовать его примеру. Валинкарец тоже подошёл к статуе и послушно обвил тонкими пальцами холодный шероховатый камень.
- Хоть это и неживой друид, в нём есть вся мудрость его народа, - торжественно сказал Алдан и заботливо предупредил: - Будет больно.
Тёмный вдохнул побольше воздуха, закрыл глаза и стал читать какие-то заклинания. Читал он одними губами, ни звука не было слышно, но по его сосредоточенно-напряжённому лицу было видно, что этот обряд стоит ему немалых усилий. Лайгону было неприятно смотреть на эльфа, и он тоже закрыл глаза, а потому не увидел, как постепенно камень изнутри начал светиться тусклым синеватым светом, и чем дольше маг шептал, тем ярче светился посох в руке каменного друида. Тёмный закончил читать заклинания, устало убрал руку с посоха и опёрся спиной о каменную рясу. Он выглядел изможденным и тяжело дышал. Синий свет приобрёл очертания ручейков, которые с обеих сторон посоха сбегались к ладони валинкарца и через неё словно пробирались внутрь, освобождая магические силы от чар Мэггона. Лайгон сильно сжимал посох, так как было действительно больно, будто через него пропускали ток. Костяшки пальцев побелели, Лайгон скрипнул зубами, когда боль стала совсем уж нестерпимой, и открыл глаза, но посох не отпустил, пока все синие светящиеся ручейки не скрылись в его пальцах и камень не приобрёл свой естественный серый цвет. Тело болело, но Лайгон чувствовал, что это остаточная боль и что всё уже закончилось. Он и не думал, что возвращение сил - процесс более болезненный, чем лишение их. Вероятней всего, так вышло оттого, что это всё было против воли Мэггона.
Валинкарец отпустил посох и без сил опустился за землю, так как ноги отказывались держать его, и он вообще удивлялся, как смог выстоять до конца. Боль стихала, но мучительно медленно, практически незаметно. Через какое-то время Лайгон почувствовал, что с уменьшением неприятных ощущений увеличивается его сила. Он действительно начал физически ощущать свои магические возможности. Однако состояние его было дурным. Посмотрев на Тёмного, валинкарец подумал, что эльфу ещё хуже, чем ему. Алдан был бледен и сгорблен, дышал тяжело и прерывисто, словно только что проделал очень сложную работу, отнявшую у него всю энергию. Лайгон смотрел на него пристально, позабыв про собственную боль, и не знал, что следует предпринять и следует ли вообще как-то вмешиваться. Сам он, окажись на месте эльфа, предпочёл бы, чтобы его не тревожили. Пока он искал ответ вопрос, что лучше сделать, Алдан постепенно стал приходить в себя, выпрямился, расправил свои могучие плечи, слегка улыбнулся, взглянув на сидящего на земле валинкарца, и бодро сказал:
