Между тем солнце почти село, да и силы были на исходе. Ушибленная при перемещении голова всё ещё ныла, а порезы на руках периодически кровоточили. Лайгон твёрдо решил идти до самой непроглядной темноты, но были ещё сумерки, когда за деревьями тускло заблестело озеро. Не раздумывая, путники повернули к нему. Пёс подошёл к воде и стал жадно лакать, заходя всё глубже, и вскоре поплыл, отфыркиваясь и смешно перебирая лапами. Вода была цвета крепко заваренного чая. Торфяная, такой Лайгон прежде не видывал, и потому она внушала ему опасения. Мужчина переждал немного, поглядел на довольного и уже не такого грязного пса, подумал, что вода, должно быть, для питья пригодна, и тоже подошёл к озеру.
Отражение его не порадовало. Грязный, небритый, потрёпанный. Таким он себя ещё никогда не видел. Мужчина кое-как пригладил мокрой ладонью волосы, умыл лицо и опустил в воду руки, чтобы размочить запёкшуюся кровь. Лайгон не был приспособлен для походной жизни: ему не прельщало спать на земле, остерегаясь врагов, питаться чем придётся и носить грязную одежду. К тому же он не умел охотиться и только теоретически представлял, как без магии добыть огонь. Как жить без магии он, впрочем, тоже представлял только теоретически.
Нужно было устраиваться на ночлег. Лайгон покушал, покормил своего спутника, лёг на землю, покрытую толстым слоем пожухлой листвы, укрылся неприятно пахнущим плащом и приготовился чутко спать, не теряя бдительности. Но пёс привалился к спине валинкарца своим тёплым боком и так убаюкивающе засопел, что Лайгон провалился в глубокий безмятежный сон до самого утра.
Впрочем, ночь и следующий день пути прошли без происшествий.
Вечерело. Едва заслышав собачий лай где-то вдалеке, пёс напрягся. Поселение было недалеко. Задрав морду, пёс посмотрел на своего спутника, но тот не удостоил его ответным взглядом, и животное без малейших зазрений совести помчалось к городу. Лайгон мысленно восхитился собакой: так ловко его ещё никогда не использовали. Пёс спас ему жизнь, чтобы он вывел его на другое поселение людей, оберегая от напастей и обеспечивая пищей, и теперь нагло скрылся. А ведь ему говорили, что собаки преданные животные... Хотя, в его жизни это было не самое большое разочарование.
Лайгон без труда добрался до поселения, которое встретило его пустынными улицами. Было уже практически темно, окна домов светились тёплым уютным светом. Лайгону поймал себя на мысли, что ему бы тоже сейчас хотелось посидеть у камина. На улице было тепло, но ночная прохлада понемногу вступала в свои права. К тому же из некоторых приоткрытых окон заманчиво пахло чем-то съестным и явно вкусным. Лайгон не был голоден и не был замёрзшим, но остатки человеческой сущности, которые он так и не смог заглушить, вновь заговорили в нём. Он запретил себе думать в этом направлении.
