— Немедленно прекратите это ребячество! — я потянула его за одежду. — У вас уже кончики ушей ледяные! И знайте: если попытаетесь улизнуть, я обижусь и вовсе перестану с вами разговаривать.
Эльф пересел на край моей постели. Суетливыми движениями, я накинула ему на плечи одеяло и обняла, стараясь отдать как можно больше тепла.
Лорд Ролло прерывисто задышал. Он прикрыл глаза, слушая мое возмущенное ворчание на родном языке.
— Пальцы озябли... Нос посинел. Еще упрямится! И зачем? Неужто хочется превратиться в ледышку!
— Ваш голос, — прошептал капитан, — как журчащий родник... Я бы внимал ему дни и ночи напролет. Желаю, чтобы он летел над лугами радости и счастья, звенел тому, кто во сто крат удачливей меня, увязшего в болотах сомнений, предрассудков и страстей.
— Вы добрый, мужественный и честный, — я обвила руками его шею. — А ваша дружба ценнее для меня, чем все богатства юга.
— Отрадно это слышать, — лорд Ролло обнял меня в ответ. — Корабль под ударами штормов мечтает о тихой гавани, где сможет отдохнуть в покое, так и я рядом с вами — укрепляюсь духом, чтобы вновь броситься в водоворот страшных событий, который только набирает силу...
Умолкнув, он сидел неподвижно, словно боялся разрушить хрупкое чувство единения, возникшее между нами. Я понимала, что с каждым мгновением нас все больше тянет друг к другу, и вопреки здравому смыслу, не сопротивлялась этому притяжению.
Покинув родной дом и отправившись в эльфийские земли, я мечтала о свободе, ярких и захватывающих впечатлениях, о жизни, наполненной красками. В объятьях лорда Ролло эта жажда приносила невероятное блаженство: его волосы пахли свежестью летней реки, и мне представлялся бег по теплому песку, шум волн и тысячи искр, вспыхивающих на воде.
В моих глазах капитан олицетворял движение и волю, а я была воплощением его тяги к давно утраченной безмятежности и уюту. Мы — такие разные, дети двух миров — прекрасно дополняли друг друга, и нуждались в этом соприкосновении, которое постепенно сделалось жизненно необходимым.
Я с ужасом представляла, что в Синистраме мне придется надеть маску вежливого безразличия: здороваться с изгнанником легким кивков, одаривать лишь дозволенной этикетом улыбкой, учтиво беседовать на отвлеченные темы, помня о благопристойности и скромности, предписанных юной леди.
Вероятно, сейчас он думал о том же самом. И эта мысль ранила, как тысяча клинков.
